За окнами ярилась буря, но в доме звуки драки почти заглушали её шум. Буря была где-то там, а тут, внутри, только они, люди - против нечисти, о какой даже при свете дня думать страшно. Мало их, а нечистых много.
- Да стреляй ты, хрен картавый! Вон их сколько. Чего не можешь-то? - забывши о любых приличиях от смеси страха и ража, прикрикнул Васька на француза за спиной.
Последний вскрик прервался - и понеслась на небо душа. Ну, а куда ещё ему, дохтур-то человек добрый был, другим помогал. Не к чертям же. Эх, чувствовал Васька, не дохтур один в эту проклятую ночь Богу душу отдал или отдаст еще... Но вот жалеть и сокрушаться над ним сейчас ой как не след - свою шкуру бы сберечь! И голос казака придавал пацану некую уверенность. Раньше так бывало, когда мама или батя, которого он и не припомнил почти - только голос и русую окладистую бородищу, говорили ему, что ничего страшного в темной комнате нет, и черти из сказок за ним не придут, ежели он хорошим будет и о Боге не будет забывать. Как второй батя ему почти тот казачина стал. И сейчас он был рядом, а значит, и потеряно было не все.
- Остап Денисыч, упыри в сенях! - ни на секунду не отвлекаясь от попыток не попасться в зубы, заголосил Васька, - Дохтура порвали! Выручай!