Год 268 от БП, 18 мая, 11.46 утра.
Невросоюз, о. Понтиак, Академия Воздухоплавания им. Юпа, Корабельный плац.
Май (или “мэй”, если йельфийский вам больше по душе) в этом году выдался тёплым. Солнце жарило так, что учиться и сдавать финальные экзамены небыло решительно никакого желания. В немалой степени этому способствовала и новая мода на мини-юбки - детище утончённых жителей острова Жюль. Как это часто бывает, народ увлёкся и в последнее время мини-юбку от широкого пояса отличить было сложно. Пожилые матроны плевались, мол, позорище-стыдоба, а молодежь - пофиг-пляшем - ходит, демонстрируя всё больше и больше. Или меньше и меньше? В общем, как бы то ни было, а письменные-устные экзамены позади. Курсантов ждёт последний, практический экзамен.
На самой границе Понтиака - одного из крупнейших островов Невросоюза, вдоль обрыва раскинулась огромная мощёная брусчаткой площадь - Корабельный плац Академии Воздухоплавания. На нём сейчас расположились в ряд с десяток разномастных летучих кораблей. Котлы и двигатели заглушены, камни-летуны остывшими кусками гранита дожидаются работы в их недрах. Перед каждым кораблём, согласно результатам проведённой в начале весны жеребьёвки, выстроились приписанные к ним курсанты. Сильно выделялись на фоне остальных два корабля со своими командами - “целевики”. Соединённые Острова Лимерики и Государства Кайзер оплачивали обучение своих команд и предоставляли им корабли за государственный счёт. Лимериканский фрегат - изящный и каждым изгибом корпуса завораживающий взгляд - красовался необычной молочно-белой краской бортов. Темно-серая аскетичная надпись гласила, что он лаконично называется “iShip”. Кайзеровский корабль являл собой полную противоположность Лимериканскому. Больше всего похожий на огромный утюг, усеянный башенками, надстройками, трубами и, как и почти любое изделие дворфов, щадро усыпанный заклёпками. Название прочитать небыло решительно никакой возможности - “буквы” из полированной латуни спетались в совершенно нечитабельную мешанину.
Между двумя этими образчиками импортной техники на стандартных деревянных треногах, что используются при длительной стоянке летучих кораблей, расположился уже не новый, но всё ещё крепкий и ходкий один из фрегатов Академии - “Ловец ветра”. Ладно пригнанные доски корпуса почти полностью скрывались прижатыми сейчас к бортам боковыми парусами-плавниками. На двух мачтах паруса ткаже были прибраны. Ближе к корме из корпуса торчали, чуть скошенные назад, толстые металлические штанги с раскрывающимися пропеллерами. Под кормовой надстройкой виднелись несколько труб и, как и все паруса и винты, сейчас сложенный большой рулевой “плавник”. С фальшборта были скинуты две верёвочных лестницы - ближе к носу и корме, а между ними, почти посередине корпуса, виднелась поднятая лебёдка - мини-подъёмник.
Перед “Ловцом ветра”, спиной к нему, выстроилась его команда - бравые выпускники АВиЮ и пара-тройка гражданских специалистов. Первым стоял капитан. Стояла капитан. Да... Ещё пару десятков лет назад любого хоть как-то относящегося к летучим кораблям человека удар бы хватил даже просто от наличия на борту ба... женщины. А теперь - поди ж ты... Не иначе с Лимерики мода. Так вот. Стояла капитан (до кучи ещё и йельфка) не одна, а, как и было заведено ещё до БП, со своим питомцем. У кого-то это были попугаи, кто-то расхаживал с крысой или кошкой на плече. Некоторые заводили огромных тараканов, правда мода на них не прижилась - шибко мерзко. Нынешний капитан “Ловца ветра” переплюнула, пожалуй всех - рядом с ней лежал огромный белый волк. Или волкомедведь, или медведеволк, или что там в этой загадочной Туссии еще водиться. Лежал мирно, вроде дремал, но даже из далека впечатлял своими размерами - никак не меньше пони. А то и поболе... Рядом с этим зверем капитан Нова (так как правильно выговорить её йельфийское имя было сложно даже преподавателю этого языка) выглядела... хрупкой. Невысокая, тонкая, вся какая-то светлая, мало что не сияет на солнце. Длинные белоснежные волосы, острые ушки, милое личико. Йельфийка, что сказать.
В двух шагах позади капитана в четыре шеренги выстроилась команда. Каждую шеренгу, кроме четвёртой - “гражданской”, возглавлял офицер. Первым (после капитана, естественно) на корабле из офицеров был старпом. Высокий, подтянутый, пышущий здоровьем, азартом и эдакой гусарской бесшабашностью Рожжер Вилка. Волосы цвета воронова крыла под парадной белоснежной фуражкой уложены, такие же чернющщие усы напомажены и залихватски загнуты вверх. На таких же белоснежных, как и фуражка, парадных кителе и брюках - золотое шитьё по канту и ни одного пятнышка. Портупея и высокие сапоги со шпорами блестят - аж глаз режет. Короткая абордажная сабля под правую руку, только что выданный офицерский кортик под левую. Гордо поднятый подбородок, прямая спина - загляденье! Хоть сейчас на пропагандистский плакат.
За старпомом (на его фоне куда как менее эффектно) расположилась палубная ватага матросов. Возглавлял её небезызвестный в Академии Шило - непоседа даже по гоблинским меркам. Ему, как старшему в ватаге, разрешалось носить аж два оружия, чем он, естественно, и пользовался - на широких ремнях за спиной виднелись рукояти уставной дубинки и совершенно неуставного мачете. За исключением мачете и серьги в ухе, можно сказать парадную форму одежды Шило соблюл. Начищенные ботинки, тёмно-синие брюки и китель, гюйс и белая бескозырка. Стоящие за ним три брата (Уно, Дос и Трес) - остальной состав палубной ватаги, выглядели точно так же. Разве что ни мачете, ни лычек старшего матроса на плечах, ни бесовского огонька в глазах не имели. Ну и не лыбились так, что у соседней команды йельфов уже несварение началось.
Вторую шеренгу возглавлял корабельный механик - Робрин из дворфов. Ростом он не доставал старпому до плеча, что, впрочем, никого (и его самого в первую очередь) не волновало. Он сверкал глазами из под нахмуренных бровей и нет-нет, да вполголоса ругался в рыжую, заплетённую косичками бороду. Терпеть он не мог форму и парадную в особенности. Немного скрашивало торчание на солнцепёке осознание того, что вот-вот он отправиться к своим механизмам и, что о-очень немаловажно, к мастерски припрятаному в личных вещах бочонку пива.
За Робрином мялась ватага матросов-машинистов с Ханом во главе. Он тоже был явно не в духе - без своего любимого Пояса Мехаманьяка, без своей любимой каски и любимых - почти несгораемых - проверено! - куртки и штанов и, самое главное, без возможности что-нибудь СЖЕЧЬ! Или хотя бы слегко подпалить. Изредка косясь на младшего братца, он медленно плавился от жары и безделья. За Ханом сопели еще трое гоблинов - Мигель, Ромул и Гваздархарт-Кронч-Базук, которого все называли просто - Эй-ты!
Во главе третьей шеренги каменным изваянием застыл - дремал наверное до поры - Оин Вухенбах. Отличник канонирского дела, собственно главным канониром он и был. Из под офицерской фуражки торчала копна седых волос, также до времени поседевшая борода заплетена была на дворфский манер в две косицы, которые толи по задумке, то ли от постоянных близких вспышек пороха забавно загибались вверх. Вместо офицерского кортика на начищенной портупее болтался слуховой рожок. Его ватага в составе гоблинов-матросов Серы, Угля и Селитры ничем особоым не выделялась. За исключением, может быть имён, но их никто не знал и называли гоблинов также, как их звал Оин.
Четвёртая шеренга состояла из “гражданских”. Первым стоял корабельный кок. Как и в случае с капитаном, необходмо поправиться - стояла. Поскольку место кока на “Ловце” занимала миниатюрная - ниже даже дворфов - девушка - Джамилия Кэт. Хрупкая и очень миловидная, в своей белой поварской блузе и бандане похожая на уменьшеную копию офицеров. Даже высокие ботфорты на ножках обтянутых тканью чёрных брюк выглядели будто флотские. За спиной Джамилии возвышался Тавиш Уайлдмэн - судовой врач. Высокий, немного грузный, он сильно выделялся на фоне остальных своим явно гражданским видом - ухоженый, немного старомодный костюм-тройка, цепочка золотых часов на животе, кепка-таблетка из такого же как и костюм материала. На плече сидел, вцепившись в ткань пиджака миниатюрный паучок размером с небольшое яблоко, ярко блестя начищенной латунью боков. Последним из гражданских был судовой плотник по имени Мериадок-Стюарт Арт, но все его звали Дядюшка Арти. Ему небыло нужды ни сдавать экзамен, ни зарабатывать, ни получать сертификат о прохождении службы. Он просто был пожизненно приписан к “Ловцу Ветра”. Одетый в старый засаленный комбинезон непонятного серо-бурого цвета и штопаную-перештопаную кепку, с лицом похожим на сморщенное старое яблоко, этот старый хоббитс нередко развлекал слушателей своими байками.
Позади команды неровной кучей был свален багаж и груз. Тут и саквояж доктора и разнокалиберные мешки гоблинов-матросов и офицерские чемоданы, а также коробочки, коробки, тюки и бочонки, ящики и даже шляпная коробка. Размера эта куча была приличного.
Со стороны центра острова на плац выходил парадным фасадом Главный корпус. Перед ним сейчас собралась немалая толпа - родственники выпускников, представители посольств других государств и просто зеваки. Все они с гордостью и радостью смотрели на выпускников, махали флажками (а некоторые барышни, кажется не совсем флажками), что-то кричали. В нескольких местах пытались играть небольшие оркестры. И тут:
- Здрр-растуйте, гс-пда кррр-рсанты!
Над огромной площадью зазвучал, многократно усиленный и чудовищно искаженный гигантским рупором, голос капитан-адмирала Нельсона - главы АВиЮ. Все притихли, кто-то упал в обморок.
- К-к вззна... те!!! На... э ока...
Из-за этого долбаного рупора слов было не разобрать. Да это и ни к чему было. Всем всё было ясно - раз в год проводится кругосветная регата на приз Конюха Фёдорова и, чтобы определить кто будет представлять Академию на этой регате, многомудрое руководство в лице Нельсона решило совместить выпускной экзамен с отборочным туром. У каждого капитана в руках был до поры запечатаный пакет с официальными бумагами и последними картами с проложенным маршрутом до острова Табор. Там на маяке нужно не только сделать отметку, но и получить один из восьми комплектов карт с маршрутом следующего этапа. Так на каждом этапе две команды будут отсеиваться. Последний этап - кто пришел первый - тот и победил. Всё просто как гоблинский университет. Вот если бы Нельсон ещё и речь сократил - было бы вообще прекрасно, но он продолжал бубнить на протяжении минут сорока. В итоге, команду к отправке все пропустили мимо ушей. Над плацем повисла неловкая пауза. Какой-то оркестрик взялся играть польку, но через пару тактов расстроился и заткнулся. Нельсон отложил рупор и по старинке гаркнул так. До курсантов донёсся старый традиционный приказ:
- ПАМАШИНААА-ААААМ!!!