-«Ангел потерявший крылья» - звенело в ушах Инги. А дождь капавший ей на лицо вместе с крупинками пыли, смывал туман заслонявший память женщины. Её память не менялась, она всё так же помнила себя замужем за пьяницей, помнила себя же матерью одиночкой. Но с каждой каплей дождя эти воспоминания упорядочивались, словно книги на полке. Эта в первый ряд, та во второй, а вот эту, её я чаще всего читаю – впихну горизонтально, на верх книг первого ряда.
Заблудившаяся в собственном городе старуха. Причудливая лавка старьёвщика или антиквара – так сразу и не поймёшь. Покупка странной картины по какому-то наитию. Пробуждение в другом времени – в другой жизни. Окровавленный ангел на полу прихожей. Угрозы и требования. Появление ещё более ужасных чем ангелы существ – тёмных ангелов. Перепалка в которой на её долю остались лишь чувства ужаса и страха. Новый пласт памяти – новая или точнее другая жизнь. Пьяный муж на полу, комната детей. Прогулка по доджливому городу к той самой лавке. Единственное что было во всех этих воспоминаниях неизменным – картина. Картина человека что-то пытающегося написать, донести до окружающих. Страдающего, но не оставившего борьбы. История началась у дверей этой самой лавки. Сейчас она вновь стоит держась за ручку двери. Значит ли это что тут всё и решится? Ведь всё так просто совпало – ангел без крыльев, краски на холсте – осталось найти в них чью-то душу и ... и что тогда?
- И как ты собираешься её искать, дорогуша с лупой и пинцетом? – раздался приглушённый дверью насмешливый голос и сварливо добавил – давайие, заходите уже. Неча на пороге стоять аки манекенты какие.
Последнее слово голос произнёс с особым смаком, так что сразу становилось ясно – ошибка в слове сделана намеренно, так словно произнёсший вкладывает в слово ещё какой-то смысл.
Вздрогнув Инга посмотрела в глаза мужа (нет уже не мужа, всё-так – Ангела) и едва заметно пожав плечами вошла в лавку.
На улице был пусть и пасмурный, но всё же день. А в лавке царил всё тот же памятный по предыдущему (или будущему?) визиту сумрак вечера. На всё том же табурете что запомнился Инге Семёновне сидел хозяин лавки. После событий последних пары дней, Инга была готова к чему угодно. К тому что увечья мужчины в этой памяти не существуют, или ещё не случились. Что в лавке будет кто-то другой, или молодая версия того кто продал строй Инге Семёновне старнную картину. Да что угодно. Однако мужчина не изменился. Тот же потрёпанный временем и частым использованием костыль, та же корявая изуродованная рука. Даже штанина подвязана на обрубке ноги таким же огрызком бельевой верёвки.
И тот же громкий, не терпящий никаких вздорных «приватных» разговоров, голос.
- Что? Думаете вспомнили замшелое пресказание, ещё не пойми кем и под каким стаканом сделанное, отковыряли картину от стены и всё? Спасили мир? – уставившись чёрными глазами на Ингу и Амалиэля, пробасил хозяин лавки. Задержал взгляд на них и вдруг расхохотался – Что серьёзно?!?
Смех у старьёвщика оказался такой же каким выглядел он сам – открытым, свободным и каким-то изломанным. Вроде хотелось смеяться с ним вместе, но что-то останавливало. Будто это вроде бы и не смех вовсе.
- Мы сюда не за твоим гоготаньем пришли Гвоздь – оборвал смеющегося Амалиэль. – не забывай над кем ты смеёшься!
Смех затих также внезапно как и родился.
- А над кем я смеюсь? Потерявшаяся в альтернативных памятях женщина и изгнанный ангел, за которым все охотятся? Половинка и не целое? Женщина и мужчина? Вы сами то понимаете кто вы?
- Я Инга – вдруг твёрдо заявила Инга Семёновна. – Это совершенно определённо. Что и как я помню, это уже моё дело. Если вы находите во мне что-то смешное, то бога ради – тут и Гвоздь и Амалиэль слегка поморщились – смейтесь сколько угодно. Но я была бы очень признательна если бы вы всё же что-то смогли мне объяснить. Потому что я устала бежать словно лошадь с шорами на глазах – толком ничего не видя, и поворачивая под действием рвущих рот удил.
Женщина смотрела на Гвоздя. – И давайте начнём с того кто вы такой и что случилось? Потому что именно с вашего магазинчика моя жизнь пошла вверх тормашками.
- Экхм – старьёвщик опешил от той отповеди что устроила ему маленькая женщина. И надо сказать вгляд её пылающих глаз он сейчас мог вынести ничуть не дольше чем безжалостные гляделки-дула ангела стоявшего рядом с ней.
- Ну ладно – он хлопнул себя здоровой рукой по плечу, словно стряхивая пыль и поёрзал на табурете. Амалиэль прислонился к заваленному всяким хламом столу. И только Инга не шевельнулась. Она сейчас напоминала волну цунами, замершую в самой верхней точке. За мгновение до того как обрушиться на лежащий подле неё приморский городок.
- Я Связующий. Это не имя, не титул и не род занятий. Скорее это моя суть. Чтобы лучше понять, объясню на примере. – Амалиэль едва заметно вздохнул, судя по всему Гвоздь сел на своего любимого «конька».
- Мир он многогранен. И это не только и не столько физические измерения. Как ты уже успела понять существуют другие пласты памяти. В которых ты прожила или проживаешь другую жизнь. Однако не только мир многогранное существо. Вы все так же многогранны. Ты прожила, проживаешь или только начинаешь проживать все те жизни что приоткрылись тебе в твоей памяти. Земные учёные давно уже установили что мозг человека используется лишь на 5%. Это потому, что видят они лишь одну из граней существа по имени человек.
Это трудно осознать ангелам, почти невозможно понять людям. – Гвоздь потёр нос и продолжил:
- Если совсем примитивно, то все эти миры-пласты памяти это всего лишь листки календаря. Календаря висящего на стене мироздания. А я тот самый гвоздь что пронзая все листки крепит календарь к стене.
Видишь ли я в отличии от вас всех не многогранен. Я един и если можно так сказать одномерен. Так же как и моя миссия...
- Слушай, Гвоздь, хватит уже пудрить мозги – вновь оборвал его Амалиэль. - Понятнее нам всё равно не станет. Хотя бы потому что ты и сам толком не знаешь что ты такое и в чём твой замысел. Давай к делу. Почему Инга оказалась у тебя в магазине? Как я оказался в её прихожей? Как ...