Море. Точнее, океан. Без конца и без края уже не первый месяц. Ни берега. Ни кусочка земли. Ни островка. Только волны, только ветер, только соленая пыль в воздухе. Штурман, каждый день определяющий местоположение корабля – только хмурится и молчит. Карты надежно заперты в рундуке. Сколько еще плыть – знает только капитан и штурман. Но они молчат. Иногда кажется, что в мире не осталось ничего, кроме моря и неба. Давно выпиты и опустели бочки с пресной водой. Плотная парусина натянута везде над палубой в ожидании дождя. Не нравится пить воду, пахнущую грязной тряпкой – можешь не пить, другие не так брезгливы. Не хочешь есть надоевшую рыбу, порой вытаскиваемую на борт латаными сетями – не ешь, другие жадно разорвут твою порцию. Только учти, что даже камня в ноги тебе не достанется, и савана не будет. Умрешь – просто опустят за борт, туда, где бесконечно мечутся острые плавники акул. Дна все равно не достигнешь – сожрут с костями. Да полно, есть ли у этого океана дно? Боцман говорит, что никто и никогда его не достигал. Даже лот – всегда приходил чистым, если не обрывался там, в неведомой глубине. И хорошо еще, что не утихает ветер! А значит, корабль движется вперед наперекор всему. Хуже – штиль. Вот тогда можно умереть всем, и пустое судно будет качаться на волнах, пока милосердный шторм не наполнит трюмы водой, и не отправит на дно безлюдный остов.
Иногда Мигелю казалось, что лучше бы ему оставаться там, в Испании. Плевать, что дуэль внезапно запахла виселицей – слишком могучие родственники оказались у того забияки. Судью можно подкупить или смягчить, тюрьму переждать или сбежать из нее, даже эшафот или костер – больно, но быстро. А куда сбежишь из сердца Великого Океана? Только на корм акулам. И не один раз Мигель проклинал семейный совет, точнее, волю отца, который веско уронил после короткого обсуждения: «Филиппины». Уж лучше бы смерть, чем эта тягучая, бесконечная водяная пустыня.