Жуткий грохот накрывает рыцаря вместе с тысячетонной махиной, недавно поверженной им самим. Монструозная груда металла впечатывает бегущего Трехсотого в пыльную землю с огромной силой. Хруст доспеха, мощный удар, тишина, темнота.
И это смерть? Приятно.
Триста поймал себя на мысли, что никогда раньше не думал о том, какая она. Слишком близок был Суровый к ней всю свою сознательную жизнь, чтобы раздумывать, что же эта смерть такое на самом деле. И вот они наконец встретились. Долгожданный заслуженный отдых.
Или нет?
Системы доспехов внезапно ожили, показав, что повреждения минимальны и уже ликвидированы. Сквозь слой мертвого металла, оказавшегося не таким уж толстым, вновь донеслись звуки битвы. Он жив. В который уже раз.
Испытывая досаду на свою минутную слабость и втайне радуясь, что о его глупых мыслях никто не узнает, Трехсотый принялся освобождать себе путь наружу.
В напряжении жужжат сервомоторы, стонет металл, разрываемый на части, рвутся пучки проводов, подобные густым зарослям. Прорывается рыцарь сквозь тело чудовища назад к битве. Не обращает внимания на усилившийся грохот, на жуткий рев, доносящийся снаружи и сотрясающий громаду поверженного железного паука. Другому бы пришла в голову мысль отсидеться, переждать; другой бы решил, что сделал достаточно для победы - но не Суровый. Никогда ему не будет "достаточно", если речь пойдет об убийстве ненавистных механических тварей, его личных врагов.
И вот мощные кибернетические руки ломают и отшвыривают в сторону последнее препятствие на пути к бою - металлическую пластину паучьей брони, отчего-то оказавшуюся раскаленной докрасна. Трехсотый выходит наружу. И вместо земли под его ногами оказывается пепел.
Рыцарь пристально обводит взглядом поле битвы, превратившееся в выжженную пустошь. Он уже знает, что происходит, даже не увидев всей картины происходящего. Разум отправляет мыслекоманду, и в руках его появляется верный молот. Трехсотый медленно оборачивается лицом к форту.