Всю дорогу до Лаборатории Химег нарезал круги вокруг Тыбли и столом, пытаясь командовать, давая советы и вопя на встречных:
- Осторожно! Ступенька! Уголок! *хрусть* АааАА!!! Моя нога! Тут поворот! ПОБЕРЕГИСЬ!!! Стол несут! С ДОРОГИ!!! Ещё поворот! *бум* Прости! В другую сторону! Ещё чуть-чуть! Почти пришли! *хряск* АаааААА!!! Вторая нога!
Он был возбуждён сверх меры. Ещё бы! В кои-то веки кто-то САМ идёт в Лабораторию. И даже по своей воле. И этот САМ даже не очень против.
Химег хозяйским жестом распахнул неказистую дверцу Лаборатории и пропустил гостя-столоносца вперёд. И первое, что услышал Тыбля, были щелчки закрываемого дверного замка.
- Чтоб не мешали... - не очень обнадёживающе пробормотал Химег. - А то ходют, смотрют...
Невысокий сводчатый потолок и стены были облицованы ровно высеченными (спасибо, Копай!), плотно пригнанными (спасибо, Кукуруза!) каменными плитками, на которых через одну были накорябаны какие-то символы, большая часть которых плохо различалась под слоями разноцветной копоти. На месте люстры на растяжках висело высушенное чучело крокодила почему-то с гигантским яблоком в пасти и кривой надписью “Варяг” вдоль борта, сделанной белой краской. Вдоль стены - стол, с дверцами внизу, уставленный разнокалиберной химической, и не очень, посудой. Реторты и змеевики, горелки и глиняные плошки соседствовали с кастрюлями, сковородками и мятыми алюминевыми кружками с редкими вкраплениями бутылок с цветастыми этикетками (надписи утверждали, что в них когда-то находились эликсиры “13”, “72” и “777”) и больших прозрачных банок с люминисцирующей жидкостью. В банках что-то плавало. И иногда шевелилось.
Другую стену занимали кабинеты со множеством ящичков, книжные полки и стеллажи разной степени кривизны и цвета. На каждом из них был намертво прилеплен белый прямоугольник с названиями и цыфрами - “БОРГШЁ. 5999.-”, “КВИССЛЕ. 499.-”, “МОППЕ. 1999.-”. Читая остальные надписи можно было сломать язык или мозг, если только ты не швед, как иногда заявлял Химег. Что бы это ни значило.
Плотными рядами на них стояли разнокалиберные книги, пузырьки, пузыри, пузырёчки, банки, баночки, бутылки и бутыли. Некоторые были покрыты пылью, другие сверкали начищенными боками.
К третьей стене прилепился очаг, по сторонам которого пыхтели и плевались кипятком непонятного назначения механизмы. Четвёртую стену целиком занимала исписанная алхимической мудростью грифельная доска.
В середине помещения стоял стол, на котором шаткими горами покоились книги, свитки и блокноты.
- ЧайкУ? - спросил Химег и, не выслушав ответа, прошлёпал, прилипая к липкому полу, к столу. Распахнув дверцы под столешницей он наполовину влез внутрь и загрохотал посудой. На пол полетели жестяные банки, банановые и картофельные очистки, резиновая утка и клетка со странным колесом внутри и скелетом какого-то мелкого грызуна. Спустя несколько мгновений он выпрямился и с ликованием поднял над головой здоровенный эмалированый чайник с местами отбитой краской. Плеснув в него жидкости из какого-то бутыля и бросив несколько пучков высушенных трав, Химег спихнул с одной из горелок бурлящую реторту и поставил чайник на огонь.
- Тыбля, чувствуй себя как дома! Угощайся на свой страх и риск, - расплылся в улыбке Химег. - Я щщас!
И полез на опасно накренившуюся полку с книгами.