Седьмой
Двинулся вдоль зубцов. Мелькают в разрывах их чередования бурого яркие лоскуты зелёных лугов. Далеко. На горизонте. Смыкаются там с голубизной неба.
Гари пятно переступил. Молодой маг какой-то наверняка. От избытка сил сюда шары огня извергал. Опытный бы не стал. Истощает их это без меры. Маги.
Однажды как-то поймали одного живьём. Два фактора сыграли роль в его непростой судьбе: у вас было время, и ты был не так уж вдали от цивилизации. Заказал из ближайшего города алхимическую колбу хорошую. Наловили (двоих солдат потеряв) хашасских многоножек, что в те времена (к вашей огромной скорби) на твоей земле проблемой не было: вторая орда завезла их в таких количествах, что не все истреблены и по сей день. Если от всего, что ты о них можешь как воин сказать, абстрагироваться, то это: любопытные, явно разумные и стремительные существа. Иерархичны. Склонны к миграциям. Изменяются со временем. Ну, это вы потом узнали. А тогда тебя другое интересовало. В тебе с детства была жилка «естествоиспытателя». Хотя слово это ты узнал уже в поздней зрелости. Так вот к магам возвращаясь: незримый щит тот везучий гоблин смог удержать внутри этой колбы всего каких-то полчаса. Многоножки были удивлены и даже, кажется, начали немного злиться оттого, что не могли попасть в свои обычные пути внутри антропоморфного тела с привычной скоростью и шелестом. Маг был взволнован. Ты расстроен. Даже не успел собрать всех офицеров. Почему-то ты ожидал, что он сможет удерживать заклятье дни или хотя бы часы. Но он оказался не магом, а просто шарлатаном. Твоё очарование магией пошатнулось в тот день. Ты ждал от них большего. Позже серия экспериментов (в конце концов, ты отписал за эту колбу алхимикам чёртову гору золота, не выкидывать же её было) только подтвердила твои самые мрачные предчувствия и разбила хрупкую веру в чудеса: маги оказались слабы. Удивительно сколько горьких разочарований ты испытал, раз за разом пытаясь убедиться в обратном. И хотя для дела твоей жизни это было хорошей новостью, тогда ты ощутил, что дорогая тебе иллюзия ушла. Это было как попрощаться с детством ещё раз. Первый раз ты не понял, как это – прощался второпях.
Мысли-мысли. Воспоминания о минувшем и давно былом. Идёшь к многограннику башни ещё одной (такой же – позади у тебя остался) и думаешь о контроле. Нет, о Контроле даже. Можно смеяться над этим (если ты вдалеке и в безопасности) или можно не верить, но факт остаётся фактом: вот этот бредущий одиноко по крепостной стене, забравшийся в доспехи манекен в бытность свою кем-то другим написал о контроле (не интригуя читателя дешёвыми играми в заголовке) ни много ни мало, а «Трактат о Контроле». Произведение недлинное, но полное героического пафоса в самом чистом значении этих слов, а так же не лишённое некоторой афористичности и знания жизни «на острие меча, а не на кончике пера» (как об этом пишет во вступлении сам автор). В частности, там были такие отрывки, отличающиеся свежестью идей и представляющие интерес для историков военной мысли и просто интересующихся культурным наследием эпохи Дышащей Земли.
«Нкеркернк рыаол иингпук ин ык? Бвапмиу у авпкуп. Букпукпу южж мкулкщ. Щ!»
«…нарнали эрлунаждал ур ин нарак. Ааран, аарот, уурар ур юраль. Ыз ин ужу. Ыз ин ужу – аран ур дараз ур иртлан ис ту ууран!!!»
«Хмрх упкепу уерпуе шд - ор укпу ы чпкк. Ык»
«Дороамав жлждлжд жыкп, кпы жлддх ык урух ык апивеоэе? Мык, ыт, ур – дбйо…»
«Утбартплоук, пкупп – ыпкпку и рвк мапк – ыкпкпуукп. Укаш? Турна укашта укаш. Хмкпк. Кву, стрых, кмышщк, тгма.Убраыпа ыватыуоалр, ыакощ, ктодз акпощпк. Паравентани юмукщк»
А так же ставшие пословицами:
«Дууран туурак – ааран муурак!»
И:
«Взбрызни вздец – дрызбни грец!»
Несмотря на признание на западе, за пределами родины автора большой популярности трактат не получил ввиду значительной культурной изоляции вызванной последней войной, пепел которой ещё горяч, а эхо - ещё слышимо. Переводы. Издания. До того ли было и до того ли будет? Может быть - когда-то. Пока же в памяти живого автора всплывает выжимка и суть тех строк, пусть без огранки, пусть на чужом языке: контроль над живым воинством и контроль над «бойцами-из-кукол» - по сути одно. Овладевший одним искусством преуспеет и в другом. Овладеть им, однако, непросто, ибо как верно говорится в трактате (в переложении на скудный образами среднекениндадский диалект): «музыкантом можно стать, поэзии можно обучиться, тайны кисти художника возможно постигнуть упорством, но полководцем – нужно родиться». И если ты подлиннорождённый – командование не составит труда. Человек склонен тебе подчиниться. Человек в огромном воинстве – жаждет. Быть ведомым волей достойного. Жертвовать собой. Огромное удовольствие для тех, кто рождён для этого. Тебе его не познать, но ты знаешь, что оно существует. И нет в этом обмана, нет узурпации власти, нет ничего, что стоило бы чернить. Таков ход вещей, и он прекрасен, как солнце, только что блеснувшее тебе в багровый глаз из-за зубца. Это начинка управления. Душа «ведения». Суть контроля. Ты должен быть рождён «имеющим право». Если же об обёртке пустой говорить – то всегда найдётся правильный круг, чтобы заточить даже самый великолепный клинок. «Ради наград – борьба». «Ради истины – жизнь». «Ради чести – смерть». «Все – отвечают за одного». «Сильнейший всегда выживает, слабый всегда погибает». «Целое больше части. Ты – часть». Всё это и многие другие трюизмы, которые нет нужды даже перечислять, и составляет часть того волеприёмника, который есть в голове каждого живого солдата. Или, по крайней мере, должен там быть для его исправности. Если же говорить о манекенах, то с ними всё так же, только проще и более явно. «Волеприёмник» в тебе, манекен, это не «психическое образование», как у живущих, а вполне материальный элемент конструкции, усиливающий даже самые ничтожные импульсы воли полководца до затопляющей всё и вся лавины. Скрыт где-то там. В недрах твоего черепа гладкого. Любой офицер, да и вообще любой псионик, может «подхватить» тебя и начать «вести». Кто-то из них слабей, и ты можешь бороться теперь, когда осознал это. Кто-то сильней и утопит тебя в один миг в волнах собственных импульсов. Но и тот, и другой – имеют на пути к контролю одну сложность: они должны знать, где искать. Слишком много существ обычно вокруг, слишком много сознаний, слишком много «волеприёмников» разных типов, не все из которых беззубы и готовы впустить чужака. Кто-то – охотится на охотников, заманивая их внешней слабостью. Кто-то бессмысленно и элементально силён – не осознавая себя, с лёгкостью перемалывает других. Кто-то обычный и средний. Кто-то выдающийся и редкий. Жизнь псионика – борьба. Не только он хочет съесть. Хотят и его. Сладкий приз. Лакомный кусок. Раб, что ведёт с собой других рабов. Тебе не грозит быть пойманным кем-то из них. По крайней мере – не сейчас. Смерть Бонка показала, что у них появились другие заботы. Кто знает, возможно, о тебе вспомнят потом. И тогда: затикает механизм внутри – если им будет лень искать. Это как раз просто для них. Не подчиняющаяся тебе мелочь. А может, индивидуальных поисков удостоишься – если ты им чем-то настолько ценен был. Как видишь, любая линия мысли ведёт к бодрящему ожиданию впереди.