Конденсировались назойливые мысли в голове тринадцатого когда на него посыпались ответы. И копились, сливались воедино, накапливаясь в пустоте.
— Откуда знает Отдающий Команды, что все в порядке с товарищами? А может наоборот, точно знает, что всё худо, и нагло врёт? Но зачем ему врать? Или не врёт? — тараторил внутренний голос, обычно спокойный и рассудительный, а теперь словно на истерику сорвавшийся.
Может, сломалось что-то в манекене при падении, или наоборот, наладилось, но не было ему покоя. Вроде выжить удалось, спастись, к лагерю союзному выйти, к пейзажам, вокруг рассыпавшимся, но не чувствовал Фир ликования. Не праздновал, и не радовался.
— Потому что ты предатель, а не герой, Фир. Струсил и свалил, когда должен был попытаться выстоять в неравном бою, или, на худой конец, пожертвовать собой, выпустить карающий огонь на волю и сгореть вместе с врагами, — подытожил разум.
Да, именно так. Именно поэтому и тревожился тринадцатый. Именно поэтому и казался безопасный мир тягостным и невзрачным. Не хотелось Фиру думать, что он сбежал, поджав хвост, а хотелось сгладить как-то эту ситуацию. Спрятать гниль в душе, обернуть ее в яркий фантик, чтоб не видно было. Попытаться-таки товарищей вызвались, хоть каким-нибудь способом, иначе дефект сборки в образе совести с потрохами сожрет. Хотя бы попытаться!
И Фир начал строить планы, активно следуя за командирами. Настолько активно, насколько позволяли культяпки. Итак, первым делом от этих двоих отвязаться, и осмотреться как следует. Починиться по пути, найти бойцов свободных от власти Отдающих Команды и предпринять что-нибудь. Например, с того же арбалета можно крюк запустить в бойницу и назад забраться, вместе с подкреплением. Или через ворота рвануть, к лестницам внутренним. Или еще чего. Главное не бездействовать!