Хоть Еве сразу же становится понятно, что содержит в себе сундук (и чего не содержит), она не спешит оставлять его. Перерывает до дна, взбивая ворох тканей и заставляя их живописно стекать на пол. Приятно ощущать мягкие гладкие волны под пальцами. Ещё приятнее отчего-то другое: возможность взять и разворошить то, что лежало в аккуратном порядке — и оставить. Просто так.
Не давая себе надолго увлечься необычными ощущениями, она возвращается к поискам. Оглядывается на дальнюю стену, очертания висящих нарядов. Туда!
Ева бледной тенью скользит вдоль стены — мимо Нонны, ощупывающей пол в поисках ключа. Она искренне старается угодить Пророку? Показать себя его верной помощницей и последовательницей? Если так, то... Нонна умна, — решает Ева. Она, Ева, давно усвоила (или всегда знала?) простой закон: угодишь лучше — получишь больше. Угождай зрителям — и будешь осенена любовью публики. Исполняй волю режиссёра беспрекословно — и он станет прочить тебя в лучшие актрисы. Это разумно. И полезно.
До закопавшейся в складки костюмов Евы доносится просьба... чья? Ганса.
— Да-да, конечно! — отзывается она, поиски становятся ещё более усердными. Он сказал «ряса»? Кажется, именно так. Ева старается выбрать наиболее подходящее одеяние — свободное и простое.
Сама же облачается в неброское, не сковывающее движений платье. Не лишённое, впрочем, некоторой прелести. В таких играют авантюристок, шпионок и непослушных дочерей. В таких очаровывают и вызывают доверие, а затем легко перемахивают через бутафорские перила бутафорского балкона, чтобы умчаться прочь на бутафорском коне. Такой наряд придаёт уверенность — и Ева уверенно и смело расправляет плечи, оборачивается к остальным, чтобы предложить и им выбрать что-нибудь по нраву... И едва успевает увернуться от Нонны-вихря. Отступает в сторону, но, помешкав, и сама принимается помогать, сгребая платья и сваливая на пол чуть в стороне.