Агату снесло в сторону. И это тоже было безотчетное движение, как реакция на действия партнера на сцене. Экспромт. Высшее проявление мастерства актера, когда воля режиссера дает свободу и границы клетки на сцене раздвинуты почти до бесконечности. Или нет. Когда воли нет, когда есть понимание того, как можно. Как нужно. Когда понимание того, что желанно скрытому во мраке режиссеру настолько явно, что ты предугадываешь его невысказанное желание, его нематериализовавшуюся мысль, творишь, словно связаный с ним единой невидимой нитью, а, может, творишь сам. Мысль последняя была настолько чужда ее разуму, что промелькнула в голове Агаты и исчезла без следа. Или почти без следа. Она двигалась с грацией прирожденного бойца, впрочем, скоре, это были движения танцовщицы, ибо бой - это тот же танец, только музыку в нем играют сами танцоры.
Слова из ее рта вырывались сами по себе, словно она не глядя, наугад схватила с полки том и открыла его на нужной странице, зная, что это была именно нужная книга, та самая.
У пророков не принято быть здоровым.
Прорицатели в массе увечны. Словом,
я не более зряч, чем назонов Калхас.
Потому прорицать - все равно, что кактус
или львиный зев подносить к забралу.
Все равно, что учить алфавит по Брайлю.
Безнадежно. Предметов, по крайней мере,
на тебя похожих наощупь, в мире,
что называется, кот наплакал.
Какова твоя жертва, таков оракул.