Ксюха зажмурилась и сжалась в комок, почти уткнувшись в дверь лбом. Сердце билось с каким-то отчаянием. Нет. Не с отчаянием — с горечью. С сожалением даже, наверное. Ей было жалко чего-то или кого-то. Или всего сразу. Типа, всё на свете — мимо неё. И ещё странное чувство, будто бы узнай она точнее, чего жалеет — тут же разревелась бы в голос.
Но секунды, одна за другой, проходили, а никакой конкретики в мыслях не возникало. Оставалось только вот это гнетуще-щемящее нечто. Ксюха прижала к себе сетку с мандаринами — крепко, как-то даже слишком. Словно кто-то намеревался их отобрать.
От звука открывшейся двери стало совсем плохо. Это было похоже, скорее, на «дежавю», но только было не совсем им, конечно. От дежавю не бывает страшно. Ну, по крайней мере, не так, чтобы хотелось с воем подорваться с места в поисках угла, где бы её никто не достал.
С усилием взяв себя в руки, Ксюха, не оглядываясь, провернула в замке ключ, вытащила его и торопливо протиснулась в приоткрывшуюся дверь. Дома, наверное, станет лучше.