Дана.ссылкаНебо, цвета линялого индиго, окутало непроницаемым ледяным одеялом, вселяя страх и безнадежность. На крыше заметнее звёзды и ощутимее ветер. Злой и жестокий, как все ветра в городе «π». Стул скрипел и шатался, пугая возможностью развалиться прямо под восседающей на нём девушкой. Плед бессовестно пропускал холод, заставляя кожу синеть, а тело биться в конвульсивной дрожи.
Крыша старого четырёхэтажного многоквартирного дома. Сколько ему? Сто? Сто пятьдесят?
Перед девушкой старинный ламповый черно-белый телевизор. Экран бежит серой полосой, издавая щелкающий звук. Темнота вокруг постепенно рассеивается, давая взгляду зацепиться за окружение. Изображение выравнивается, проявляется силуэт. Это мужчина лет двадцати - двадцати пяти. Он спит, сидя в кресле. Голова запрокинулась назад, руки безвольно свисают по бокам кресла, рот приоткрыт. Иногда он напоминает мёртвого. Картинка длится несколько минут. Или вечность?
В доме напротив окна чернеют провалами чужой жизни, кроме одного. Оно бессовестно горит, привлекая праздное любопытство. Дома стоят так близко, что с крыши видно комнаты жильцов, как на ладони. Дворы так малы, что можно перепрыгнуть из окна в окно напротив. Крохотные квадратные дворики, без деревьев, только небо и птицы. Иногда бывает грустно…
Мужчина на экране проснулся. Поднялся с трудом, и упал.
В окне, в доме напротив, кто-то поднялся и упал.
Телевизор вторгся в жизнь неизвестного мужчины из дома напротив, сделав Дану невольной наблюдательницей его маленькой драмы.
Алексей.ссылкаКомната в трёхэтажном доме начала прошлого века. В комнате – кресло напротив единственного окна, выходящего во двор-колодец. На подоконнике увядают белые хризантемы. Их разложение заполнило квартиру еле уловимым, и от этого более навязчивым, сладковато-травяным запахом. На столе книги. В кресле Алексей.
Он спит. Сон тяжелый, душный. Никакого смысла, просто образы Кати, мамы, учёбы. Снова Кати. Мамы и Кати. Мама ласково гладит Катю по голове, называет доченькой. Катя в чёрном, в руках её белые цветы, превращающиеся в пепел. Алексей хочет бежать от неё прочь, но ноги его ватные, они вросли в землю. Иногда ему холодно во сне, иногда жарко. Он понимает, что спит, но проснуться не может.
Квартира его находится на третьем этаже дома стоящего на улице Мира в городе «π». На лестничной площадке две двери. За каждой, по две квартиры с общей прихожей. В квартире напротив молодая семейная пара. Их окна выходят на море, а у Алексея во двор. Во дворе нет деревьев, и от этого он выглядит тоскливо. Но по утрам Алексей открывает окна и в комнате пахнет морем. Ещё слышны крики чаек. Чайки садятся на крышу, их там много. Иногда прилетают и сидят на окне. Иногда прилетают голуби и вороны. Реже воробьи и синицы. В окне видны только окна соседних домов и небо. И птицы. Тоскливо.
Алексей заставил себя проснуться. Полночь. Тело затекло от неудобной позы сидячего сна. Шея с трудом поворачивалась. Поднявшись на ноги, Алексей упал. Колющая боль сковала в области сердца, перебила дыхание. Боль внезапная и нарастающая. Непроизвольно рука потянулась к сердцу. Совсем ненадолго он почувствовал страх, который сменился холодной рассудочностью. И это совершенно новое чувство открыло невероятную вещь – Алексей умирает.
Ксюха.ссылкаПрохладный вечер перетекал в откровенно холодную ночь. Море становилось неизбежным, неотвратимым, накатывая своих гигантов на прибрежную полосу. Чайки кружили над городом молча. Картина была прекрасной и зловещей. Немного страшно…
Прогулка подходила к концу, тело стремилось в тепло. В голове засела фраза «И всё равно я люблю тебя», ни к кому конкретно не относящаяся. Так, в целом, отражавшая сегодняшнее настроение Аксиньи.
Улицы потоками заполнили пространство вымытое море. Машины, магазины, метро. Три станции. Хотя можно было бы и пройтись по набережной до дома, но не хотелось – холодно. Набережная, вот и родная улица Мира. Дом на углу Набережной и Мира. Окна на море. Очень красивое море. Просто Море.
Вот магазинчик в цокольном этаже дома на углу Набережной и Мира. Домой нужно взять молока, хлеба, яиц. Может что-то ещё? Сладкого. Очень хочется.
-- Привет. Как ты?
-- О, привет. Давно не заходила.
-- Да. Мне молока, хлеба и яиц.
-- Нам привезли хорошие мандарины. Недорого. Возьмёшь?
-- Недорого? Ну, хорошо.
-- Только они у нас сетками по десять килограмм.
-- Господи, как я их тащить буду?
-- Да ладно, тебе их на третий этаж поднять.
-- Хорошо. Давай.
Руки потяжелели ощутимо. Почему покупки по бросовым ценам действуют на людей как магнит? Невольная злость на себя, знакомую продавщицу, дешёвые мандарины просочилась в сознание. Вход в дом был прямо с улицы, не надо заходить во двор, очень удобно. Магнитный ключ открыл парадную дверь. Мысль о том, что из-за мандаринов она забыла купить сладкое, раздосадовала сильнее. Секундное промедление и она в подъезде. Длинное просторное помещение с высокими потолками тускло освещалось единственной лампочкой. От этого всё казалось неясным. Лестница. Площадка третьего этажа с двумя дверьми и выходом на крышу. Дверь, за которой небольшая прихожая для двух квартир. Её двухкомнатная с видом на море, и напротив однокомнатная с окном во двор. В другой квартире живёт молодой мужчина.
Ключ скользнул в скважину. На лестничную площадку, из блока напротив, вышла соседка. Знакомая. Ирина. Спросила, как дела. Хорошая знакомая. Просто хочет поговорить.
Вдруг стало не по себе. Тоска, вяло тлевшая на дне сознания, сожгла её душу. Мгновенно. И не было каких-то переходов, каких-то причин. Просто умерло всё живое на сотни миль вокруг. Полночь.