Стол был красивый. Эка невидаль, казалось бы – обычная столешница, вокруг вон все столы такие же. Но Маленькому Йохану здесь и сейчас нравился конкретно этот стол. Подперев могучую челюсть пятерней, он уставился в столешницу и любовался узорами трещинок, тонкими ниточками разбегавшимися в разные стороны. Если присмотреться, то в этих рисунках, вычерченных на дереве сначала столяром, а потом неоднократно стучавшими кружками да кулаками по столу посетителями, угадывались человеческие лица, больше смахивавшие на кривые рожи избитых проказой. А вон там сразу целая куча царапин (чем это таким неповадным занимались на столе?) рисовала в воображении дикий дремучий лес, из зарослей которого выглядывает дивный зверь слонопотам в виде круглого отверстия размером с ноздрю. Не Йоханову ноздрю, а вот как у Игрит или Вереск, махонькую такую. А вон паруса реют…
Вполуха слушая разговор Баркаса с нанимателем, Йохан ожил, только когда заговорили конкретно о деле. Внимательно послушав споры тавернщика с этим сопляком, он поначалу решил не влезать в разговор, Баркас-то обычно завсегда сам разбирался с людьми, а они лишь присутствовали, чтобы в курсе дела быть, значит. Но когда напыщенный юнец принялся пыхтеть, краснеть и обливаться потом, нежные нервы здоровяка не выдержали такого бесподобства.
- Ты по что нас на смерть лютую посылаешь, ирод?! – вскричал Маленький Йохан и вскочил так, что ажно стул с печальным грохотом опрокинулся на пол. Здоровяк тут же его подхватил лапой и с разворота вмазал этим стулом по гнусной физиономии Видвига. А затем схватил за грудки Баркаса, приподнял над полом и ласково просипел ему в ухо: - А ты нас подставить решил, на наших шкурах нажиться, проклятый? – тавернщик полетел в дальний угол зала. Йохан заревел от ярости и выхватил топор…
…и проснулся.
- Ох ё, - схватился здоровяк за гудящую голову, огляделся кругом, проморгался. Картина не поменялась. Все те же бочонки меда, топчаны, один позорно приник к полу пещеры под весом гиганта, Игрит… о, Игрит! Йохан расплылся в широкой улыбке. Глядя на нее, у него и башка гудела меньше. – Что говоришь? А, Видвиг-то? Ну, ежели что, вернемся и рот ему намылим, - он подмигнул девушке и потянулся, треща костями и скрипя бедным топчаном. – Эх, мне такой сон снился странный. Словно я Баркаса зарубить хотел… а Видвига стулом оглушил, чтоб неповадно было… Надеюсь, сон не в руку будет. Засиделись мы тут, твоя правда.
Продолжая скрипеть топчаном, Йохан принял сидячее положение и потянулся к бочонку с медом.
- А Вереск опять, поди, небом любуется да мечтает, - предположил он, тепло улыбаясь. Мед полился в широко разинутый рот густой рекой, словно с водами из чистого золота.