Наш герой приносил клятву священному клинку, но пока это происходило - на возвышении безумный культист проводил свой черный ритуал. Вокруг него было разбросанно множество опустошенных бутылочек из-под волшебных зелий, по рисунку сигила разложены зачарованные предметы, чью силу он высосет до дна, чтоб ему хватило энергии залечить раненый метеорит и окончательно прорвать границу между миром смертных и безумием, воцарившимся за гранью понимания даже богов. И в центр рисунка он поставил священную чашу Ильматера, желая через нее забрать силу божества и совершить нечто настолько ужасное, что даже демоны, пребывающие во плоти на Ториле, содрогнутся под натиском кошмаров.
Только сейчас до Кристофа дошел смысл ужасных записей на стенах. И причины, по которым пауки крали волшебные предметы. Людей они забирали, чтоб напитать трупным соком первых воплотившихся ласточек. И создать на время войско мутантов, дабы защитить это проклятое место от всяческого посягательства Порядка.
Но слова клятвы, как в песне, слились с пением чародейства. Они сплелись в причудливом вихре, образуя нечто сложное для понимания стороннего слушателя, который пытается слушать одного, но второй его, кажется, вечно перебивает. Это напоминало смешение ангельского пения с дикой какофонией. Жуткое, бьющее по ушам, сочетание, окрашенное в благодатное свечение легко выскользнувшего из камня клинка и черно-красное творящегося злого чародейства.
- Не подведи меня, рыцарь, - ответил Священный Мститель, осенив обитель тьмы вспышкой света, точно только сейчас родилась Сверхновая.
На возвышении стоял обезумевший монах. Он никогда не был чародеем, но Кристоф об этом уже никогда не узнает, ведь всякую тварь зарубил, не получив ответов и не выяснив происходящее до конца. Впрочем, это не важно. Главное это победить в новой жестокой битве и вернуть тварей обратно, откуда бы они не явились. И в этом ильматерит был верен себе, не отвлекаясь на изыскания малопонятных смыслов, которыми занимаются прочие маги и сказители, случись им посетить подобное место. Настоящий рыцарь без страха и упрека!
И книга, хранящая в себе опасные заклинания, не принадлежала монаху, но чародею иному. И это единственное, что указывает на помощь извне, изменившее личность культиста, сломавшее его разум и вывернувшее наизнанку, точно неугодную игрушку. Ведь ни одно разумное существо, пребывающее в четком рассудке и добром здравии, не спуститься в темную обитель, дабы заниматься злодеянием, способным изменить лицо мира раз и навсегда.
- Альрес ате оно! Микьето фальте. Арсар донар! – продолжал читать монах слова из темного гримуара, льющиеся бесконечной чередой. Напитывающие огромный, начертанный на плато, сигил, призвав на помощь, как в былые времена нечто подобное сотворил Карсус, силы запредельные, описанные законом арканов и черпая энергию из всего, что удалось собрать паукообразным пособникам безумца. Линии на земле засияли кровавым свечением. Чаша задымилась, нагреваясь без огня, и Черное Пламя лизало вырисовывающиеся силуэты чудовищных бестелесных фигур, готовых ворваться на Торил и изъесть его обитателей и землю, точно рой червей.
- Поспеши. У нас мало времени, - обратился клинок к Кристофу.
Стоило воину обратить внимание на фигуру в черном балахоне, чье лицо изъела проказа, чьи руки покрывали гнойные оспины и чей язык вещал слова противные этому миру, как измененные пауки с хребтами людскими и жвалами, вживленными вместо челюстей, попадали непроходимыми рядами, преграждая возможный путь паладину. Но не стоило бояться. Этот судьбоносный момент – то, чего ждал Кристоф, то, к чему его готовили. А готовили его к битвам с противником, превосходящим числом, чтоб он проходил через полчища тварей как нож сквозь масло. Донеси же Свет до черного сердца монаха! Изруби порождения гадкие. И освети это место целительной силой Сломанного. Да простит он их души!
- Вперед, сынок. Я верю в тебя.