Стоило зайти Фезиму внутрь дома, как приятное окружающее пространство схлопнулось. Оно со звуком лопнувшего мыльного пузыря рассыпалось, обнажая реальное место, каким являлся зимний особняк. Вместе с прекрасным видением исчезла огромная Селуна, оставив мир без давно закатившегося Кореллонова полумесяца, а так же без рыскающих в лесу несуществующих оборотней.
Взамен этого уставшие путники узрели обгоревшие останки дома, холодные и неприветливые, бывшие когда-то пыточной. На обеденном столе, вокруг которого не стояли стулья, лежал скелет человека, прикованный металлическими браслетами, перед ним разваленная деревянная кадка с разрушенными костями на дне. Никакой двери, в которую стучал Фезим, не оказалось. Вместо нее валялись обгоревшие щепки. Очевидно до пожара ее выбивали. В дальнем углу обедни стояла железная дева, раскрытая, с вывалившимся из него трупом, представленным опять белыми костями скелета.
Не обозреваемый, смазанный иллюзионистом (из-за лени), коридор, ведущий к камину и лестнице, сохранил колодку с оставшимся в согнутой позе скелетом. Далее шел камин, с наполовину засунутым в очаг скелетом, обгоревшим до тазовой кости.
А на заднем дворе не оказалось никакого загона для скотины. И кур в том числе. Зато пенек, на котором рубят поленицы, явил себя местом для казней. Тело с отрубленным черепом, последний аккуратно уложен рядом с топором. Вместо качелей на суку дуба маленькая клетка с телом ребенка, склеванного птицами и подохшего от голода.
И разумеется в руках Фезим Зеки не держал никакого фонаря. Напротив, все это время он водил по сторонам человеческим черепом без нижней челюсти, столь ловко снятым им с фонарного столба. Теперь становилось понятно, почему лошади не беспокоились близостью вервольфов и стаи волков, проявляя не дюжую выдержку даже для боевых скакунов.