Прозвучали слова, унесенные морозным ветром в хмурые небеса. Где-то там Он смотрит. Видит. Слышит. Каждую клятву, к Нему обращенную. Каждый звук, на Его милость брошенный.
Викарий был старым человеком. Очень старым. И непохожим ни на одного из своих предшественников. Он принял имя – Лев XIII в 1878 году. Отличался особым нравом, который вначале всколыхнул Ватикан, а затем привел его в немое благоговение. Монахи шептались о том, что с Папой говорит напрямую Господь Бог. Его, возможно, считали бы сумасшедшим, не будь он святым. Ореол таинственности, эксцентричности, веры придавал Архиепископу ту физически ощутимую силу, которая держала Орден в стальном кулаке Матери-Церкви.
Он молчал, слушая произнесенные клятвы. Вслушиваясь. Пронизывая взглядом яростно-синих глаз.
Селестина.
Постоял еще несколько секунд драгоценных. Не видно взгляда его за опущенной головой, но чувствуется сила его. Подошел. Руку на голову опустил. Прямо на рога демонические. И вздрогнули священники за спинами от столь немыслимого прикосновения. Сам Посланник Божий опустил руку свою на рога демона проклятого! Полукровки, чье место в аду.
- Да будет так, - прошептал иссохшими, лопнувшими губами. Обескровленными, как и все его тело. И несмотря на жгучий холод – руки его веяли солнечным теплом.
- Domine Iesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori, perduc in caelum omnes animas, praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent. Amen.
Йован.
Выслушал Епископ, улыбаясь отчего-то. Подошел поближе. Руку на плечо положил, став сбоку и взгляд скосив наполовину лишь.
- Не усомнись, Йован, не усомнись. Ты не охотник, но слуга Божий. И помощь твоя нужна им будет, коли сами они того не осознают. Твоя Душа проста и богата. И не грозит ей ничего, пока идешь ты выбранною дорогою.
Все, что сказал Епископ. Сказал и отошел, оставив Йована без ответов на вопросы его. А вместо него подошел Павел, осторожно за руку взяв и в сторонку отведя. Да шепнул едва слышно, дабы не мешать Папе говорить и слушать других:
- Сын мой, наша цель выше, чем может себе представить любой из смертных. И нельзя позволить, дабы силы зла вмешались. Все эти люди… - замялся, руки в рукава спрятав, - и нелюди – они верны Господу нашему. Отцу нашему. И будут сражаться за данные клятвы. Опасность минует тебя в пути нашем, ибо не ты меч держать в руках будешь от Его имени.
Пауль.
Остановился Великий понтифик напротив. Пока слова, не произнесенные, но услышанные, были завершены. Подошел, голову в седую бороду уронив. Да положил руку на чело.
- Да будет так, - сказал хрипло. - Domine Iesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori, perduc in caelum omnes animas, praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent. Amen.
Перекрестил, глаза прикрыв. И тихо прошептал:
- По тернистому пути дай пройти сыну Твоему, Отче. Не соступая, не отступая, да сомнений не ведая.
Болемир.
Улыбнулся Папа Римский. Вплотную подошел. Руку протянул. И прямо на грудь положил ее, разливая по телу волны тепла, доселе неощутимые.
- Пока собою остаешься – не требуется тебя ни мое благословение, ни Его. Ибо сила твоя превыше силы молитв. Сверши свое предназначение, сын мой, - зашумели священники, зашептались. Сам Викарий дает благословение мертвому вампиру. – Сохрани свою честь и Его Слово. И Душа твоя обретет покой, который не был дан ей после смерти тела. Domine Iesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori, perduc in caelum omnes animas, praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent. Amen.
Виолетта.
- Не мне просить Тебя о клятве Ему, - склонил голову в поклоне Архиепископ. – Не мне благословлять Тебя на путь выбранный. Не мне молиться о Душе твоей, заслужившей Небо раньше любой из тварей земных. Я могу лишь молить Тебя, дабы ты осталась верной Отцу нашему.
Пронзил взглядом внезапно. И колючее в нем что-то. Что-то острое. Пронзительное. Память о брате павшем.
- Ибо будет час сомнений даже для тебя, дитя света и чистоты. Так не убоись его. Не остановись на полпути. Не ходи за ним. Это все, чего прошу я.
Лиора.
Сжал плечи в руках сухих. Крепко и сильно. До боли почти. Закрыл глаза, пламенеющие грозами небесными:
- Ибо такова Его воля, да будет так. И дитя это да будет отдано на алтарь милости Его. Без страха и сомнений иди, дочь моя. Ибо нет в тебе чего-либо грешного. Ибо Душа твоя чиста и достойна. Domine Iesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori, perduc in caelum omnes animas, praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent. Amen.
Эвертье.
Размыл губы в улыбке странной. Грустной немного. Печальной. И понимающей.
- Когда-нибудь, дочь моя, ты, возможно, поймешь Его любовь и всепрощение. Ты вознесешься на самые вершины, дабы пасть пред Ним на колени. И принять Его дары. Те, что Он с такой бесконечной нежностью взращивает всем нам. Domine Iesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori, perduc in caelum omnes animas, praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent. Amen.
Отошел уже, да назад повернулся:
- Береги сам свиток. Ибо то, что в нем – не дано понять и осознать никому из вас.
Витторе.
Опустился рядом на колени викарий. Да так неожиданно и внезапно, что раздался из-за спины гул пораженных священников. Опустился и молвил, глаза к небу подняв:
- Помоги сыну своему, Отче. Помоги побороть тьму в сердце его. Помоги свет Твой вкусить. Да кровь Твою испить. Позволь ему, дай этот шанс Душу свою спасти, пока совсем не сгинула она в пучине дьявольской. Услышь меня, Отец! Domine Iesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori, perduc in caelum omnes animas, praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent. Amen.
Летисия.
Подошел Папа. Постоял. Посмотрел. Да вдруг на колени опустился рядом и… обнял. Крепко, по отечески совсем. В лицо волосы седые колыхнулись, насквозь ладаном пропахшие. Павел, говоривший с Йованом, вдруг рот открыл, да закрыть не смог от удивления. Как и вся рать священников за спиной. Устали дивиться они в день этот небывалый, да не получалось иначе.
Отстранился Викарий, назад тепло данное отбирая, лишь крупицу оставив, и молвил:
- Да будет так. Domine Iesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori, perduc in caelum omnes animas, praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent. Amen.
Криштоф.
Стоило сорваться слову последнему. Стоило нарушить торжественный покой в холодном пространстве балкона. Стоило развернуться паладину, шагать к двери начавшему. Как исказилось лицо Епископа. Претерпело изменений. В нем зажегся огонь. Истинный огонь той Веры, что крушит врагов Церкви уже сотни лет.
Потемнело небо. Ветер поднялся такой, что все присутствующие невольно глаза закрыли, уберегая их от взметнувшегося снега. А открыли когда – увидели картину Суда Божьего глазами своими.
Епископ стоял напротив Криштофа, обогнав его невиданным образом, разве что взлетел. В руке правой крест сжат. Одним острием к Папе обращенный, а вторым в шею, меж доспехов, паладина воткнутый. Глаза синие еще ярче стали. Светятся почти.
Вытаскивает резко крест свой Понтифик, и брызгает в лицо ему фонтан кровавый, застывая рубинами драгоценной жизни чужой меж морщинок.
Падает паладин на каменную плитку. Гремит доспехами, будто разбиваясь. Тишина повисает смертная. Страшная. И опускается Епископ на колени перед мертвым Криштофом, склоняя голову и тихо произнося:
- Тропою грешников ступил сын твой, Отче. Путь отречений избрал. Да будет воля Твоя моими руками свершенная. Да будет смерть его ненапрасной. Упокой тело его. Забери Душу его. За него молюсь Тебе, Отец. Requiem aeternam dona eis, Domine, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace. Amen.
И все священники как по знаку какому преклонили колени, сжали кресты в ладонях и повторили молитву за Епископом.
Папа встал, устремив тяжелый взгляд в небеса. И они, отвечая будто, посветлели слегка. Утих ветер. Опал снег. Зашли на балкон несколько монахов, подняли тело паладина и молча вынесли его за пределы торжественной залы. Павел белотканнное полотенце преподнес Папе, чтобы тот лицо от разводов кровавых вытер. А Епископ подвел итоги, будто и не убил только что своими руками:
- Итак, каждый из вас обет дал не передо мною, но перед Богом. И назад пути нет, как и нет пути сомнениям. Вам даны ровно сутки на сборы и завершение дел своих. Завтра. В сей же час. Вы все встречаетесь на площади Святого Петра пред Обелиском. Павел будет ждать вас и ответит на те вопросы, которые терзают ваши сердца. Да сопутствует вам Бог, дети мои.
Уже отвернувшись к городу, облокотившись о перила и устремив взгляд вдаль, он прошептал тихо, но отчего-то каждый услышал слова его:
- Да не искусит вас тропа грешников.