– Да ладно, надеюсь... – вздохнул Джим, с трудом поднявшись. И, держась за стену, заковылял в сторону подсобки. – Вроде как не должно с ними ничего плохого быть. Недавно же померли, храни их Аллах.
Марракеш в очередной раз вспомнил про девочку и передёрнулся. Нет, положительно эта работа его доконает...
«Работа? Какая работа?»
Когда дверь подсобки отрезала его от взглядов «однополчан», Джимми без сил прислонился к стене, закрыв лицо ладонями. Сквозь обрубленные пальцы он видел бледное лицо женщины, смотревшее в потолок. Мышцы щёк и шеи были сведены трупной судорогой, но на секунду вампиру показалось, что она жива.
Безумие подбиралось к нему незаметно, ловкой пантерой скользя в траве. Накатило головокружение, и Марракеш упал на колени, вцепившись зубами в запястье, чтобы не застонать.
Он уже сам забывал, кем он был. Забывал, как должен говорить, как общаться. Забывал, что должен любить и что отвечать на вопросы о себе. Вернее, нет, он помнил ответы, но их было так много, что они путались в голове, наталкивались друг на друга, кричали и орали, размахивая табличками как бастующие докеры.
Джим, Джим, Джимми...
Мёртвая женщина улыбается.
Джимми-бой, Джим-сын-иммигранта.
Мёртвой женщине смешно.
Джим-Джим, а сколько тебе лет?
– Не знаю... – невнятно прошептал Ласомбра, уткнувшись лбом в окоченелое плечо мертвеца. – Не знаю-не знаю-не знаю...
А где ты, Джим, например, вырос? Лас-Вегас, Невада. Тихуана, Мексика. Пуэбло-Фаро, Колумбия. Олбани, Новая Англия.
Марракеш, Марокко.
С болью вырвав из зубов запястье, вампир запрокинул голову к потолку, выпуская клыки. И вонзил их в шею, прикладывая усилие куда большее, чем требовалось для укуса. Кровь была мерзкой и холодной. Она текла с трудом, как будто её оставалось совсем мало. Но эта была кровь.
Джим закрыл глаза, отдаваясь голодному Зверю внутри: всё, лишь бы не слышать голоса. Лишь бы не отвечать на вопросы.
Он начал забывать ответы, начал забывать, какую роль играет сейчас. Сир, настоящий Сир, предупреждал, что когда это случится, пора выходить из игры.
Марракеш знал, как выходят из Его игры.
Выхода не было.
А перед Флоренс и Эваном, тем временем, встала другая дилемма. Эндрю сидел, привязанный к стулу несколькими слоями бечёвки – Хобстоун не пожалел материала. На его лице виднелись свежие кровоподтёки, но никаких признаков жизни инферналист не проявлял, пребывая в какой-то прострации.
С одной стороны, можно было попробовать снять с него цепи – открыть явно простенькие старинные замки или перешибить металл чем-нибудь походящим. С другой стороны, а ну как он тут же сгорит синим пламенем, да и вместе со всем Убежищем?
Словом, надо было решать что-нибудь.
Рене, заглянув в прихожую на пару минут и дослушав рассказ Джима, обменялся с Эваном парой слов, подтвердил, что всё в порядке и что он покараулит на улице. Разгадать хитрого негра труда не составляло – Рене не горел желанием стоять рядом с пленённым демонопоклонником, когда тот придёт в себя. Лучше он потом пересказ допроса послушает.
А пока темнокожий гаитянин нарезал ленивые круги вокруг дома, дышал свежим воздухом и самоназначился на роль внешнего кольца охраны.