Мне ужасно не хочется, чтобы он превратился в пепельно-серое, визжащее, разваливающееся на куски чудовище, что день ото дня все чаще является мне в моих беспокойных снах.
© Говард Филлипс Лавкрафт
Зажатый в стенах мир. Умолкший. Застывший. Задохнувшийся от безмолвия. Не пропускающий ни одной крупицы морозного воздуха.
Потертый ковер на полу. Дымчатые стены с облупленной штукатуркой. Люстра с разбившимся плафоном. Полумрак, вырисовывающий неточные силуэты предметов – шкаф, диван, стул, стол письменный. Старое дерево. Уголок общепленный. Мигающая лампочка на спящем мониторе. Одиночество.
По-другому тут не бывает. С тех самых пор, как в этот крошечный, почти игрушечный дом въехал Макс Саммерс – убогий тролль и задрот. Вместе с компьютером он завез сюда чувство безысходности. Все, затаившееся в человечестве, было здесь. Фрустрация. Паранойя. Меланхолия. Безнадега. Отчаяние. Желчь.
Все уместилось в этих стенах.
Выбор человека – быть кем-то. И выбор Макса – быть никем.
В 15.24 Саммерс проснулся на старом зеленом диване, укутанный шерстяным покрывалом. Ночь бесцельного блуждания по территориям интернета – и смешанный, неясный сон:
Бесконечный город от горизонта до горизонта. Высокие шпили небоскребов. Однотипичные здания. Кое-где купола храмов. Узкие башни. Паутина дорог. Небо – серое и расколотое пополам черной полосой. И скольжение. Вдоль по улицам. По тротуарам. По проезжей части. По разметке на асфальте то белой, то желтой. Прямо. Вперед. Влево. Вправо. И куда бы не пошел, куда бы не сунулся – везде пустота. Пустые окна домов, за которыми бездна. Пустые магазины с увядшими витринами. Пустые салоны редких машин. Пустые скверы и подземные переходы. Многие годы. Столетия. Проходят мимо. Сопровождая в бесконечной прогулке по бесконечному городу. И ни одного живого существа.
Саммер проснулся в тот момент, когда дошел до старого и заброшенного храма. Открыл глаза, увидев нависший, падающий на голову потолок блевотно-бежевого цвета. Трещину на нем. Такую же как и на небе, только потусклее. Встал, зевнув и растирая глаза красные, шипящие от боли. Попытался вспомнить какой сегодня день недели, но сознание ответило гудящей пустотой. Все смешалось. Понедельники, воскресенья. Будние, рабочие. Месяцы, года. Нет их. Растворилось время в этой каморке, уткнувшись в угол и просочившись сквозь щели. Остановился бег песчинок в часах. Давно уже. Очень давно.
В 15.26 после двух минут отупленного состояния, Макс подошел к одному маленькому окошку. Грязные, пыльные занавески темно-багрового цвета. Такие, чтоб свет не пропускали. Дотронулся до их ветхой ткани, одергивая. И посмотрел на улицу.
В 15.27 Саммерс понял, что его сон был вещим. Улицы Йеллоунайфа, заглядывающие в окно – были пусты. Как и окна ближайших домов. Солнце медленно ползло к горизонту, поливая корку снежной пыли ноябрьским медом. И ни одной живой души. Только мертвые – лежат беспорядочными кучами. Три трупа на дороге. Свалка из десятка на газоне дома напротив. Одиночные разбросаны то тут то там. Глаза открытые. Рты разжатые. В крике беззвучном к небу обращенные. Руки и ноги у некоторых оторванные. Кожа посиневшая. Подгнившая. Сухая как пергамент. Выпотрошенные внутренности. На узкой, заросшей бурьяном лужайке самого Макса тоже несколько было – девушка ближе к дороге и мальчик прямо под окном. Застыл в вытянутой позе. А за ним след кровавый. С пузырящимися, пухлыми кишками.
В один прекрасный день Макс проснулся от вековечного сна и увидел вокруг себя бугрящуюся смерть.