Обычно бесшумные ворота с неожиданным грохотом, как показалось Шаулю, захлопнулись за спиной его. У ног его болезненно-жёлтой молнией метнулся змей истончающейся полоски солнечного света, растворившись в безликом светодиодном свечении глухих потолочных ламп и напряжённом шуме штабного коридора. Таков был исход из Царства Небесного.
«И выслал его из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят», — хорошо известные строки всплыли в голове Шауля, едва он начал свой путь от ворот к лифту. Тут уже был другой мир, не такой, как в штабе. Стерильная белизна звукопоглащающих покрытий, низкие потолки коридоров, едва уловимые глазом молниеносные движения раздвижных дверей, сосредоточенные лица спешащих куда-то служащих и короткие, чёткие реплики, посылаемые в коммуникаторы.
Справа неожиданной тёмной ямой открылся показавшийся бездонным зал координирования спецопераций. Хотя сосредоточенных операторов, связных и диспетчеров от Шауля отделяли огромные звуконепроницаемые стекла, он словно слышал их напряжённые голоса, быструю речь и заученные стандартизированные чеканные фразы и коды. «Отряд Альфа, сектор чист. В вашей зоне не замечены сигналы...» «Код четыре, повторяю, код четыре! Уходите оттуда!» Скоро он услышит их на самом деле, уже немного забытые, но всё равно так глубоко въевшиеся в подкорку и на уровне рефлексов вызывающие такие же заученные стандартизированные ответные действия: принять укрытие, осмотреть местность, отдать соответствующий приказ…
… Створки лифта обрезали штабной шум коридора, и его остатки мгновенно растворились в кабине. Тихий гул, сначала нарастающий, но через несколько метров ставший стабильным, успокаивал солдат. Всего двадцать шесть секунд, и в их лицо из открывшихся дверей повеял совсем другой воздух. Здесь больше пахло войной чем там, наверху.
… И снова полумрак после не длинного ослепительного коридора. Это КПТААО: низкий потолок, тихий гул сотен охлаждающих приборов, еле-слышное пиканье измерителей пульса на уже «заряженных» терминалах с телами солдат. Шауль шёл мимо нескольких таких: лежащие в капсулах с десятками подключённых электродов и подсвеченными синим светом лицами, они смотрелись словно мёртвые, застывшие в своих гробах. Ближайший из свободных предназначался Шаулю.
Анна, молоденькая оператор терминала подключения к суррогату, смущённо покраснела в ответ на улыбку старшего лейтенанта, в её глазах заиграли «звёздочки», отражая диодную подсветку сенсорного экрана. Шауль помнил эту лаборантку, несмотря на то, что она пришла в отдел незадолго до его отстранения. Ловкими и уже заученными движениями она начала накладывать контакты на тело солдата. В соседней капсуле инженер уже вводил релаксирующую сыворотку Герману, готовя его к подключению нейроинтерфейса. Это неприятная процедура.
«Вы готовы, сэр?» — раздался тихий приятный голос Анны через пару минут ожидания. Она уже убрала электронный шприц, и по телу Шауля разливалась приятная слабость. «Как всегда», — кивнул лейтенант и снова то ли ободряюще, то ли заигрывающе улыбнулся. Изящный пальчик девушки словно в слоу-мо опустился на экран терминала. Касание — и словно удар строительной кувалды обрушился на мозг медика, выключив окружающий мир.
Первым вернулся звон в ушах, потом появилась «картинка». Сознание даёт команду на судорожный вздох, но вздыхать мучительно нечем: лишь сотни электронных схем наполняют грудь. Такой вздох — словно крик о помощи в вакууме. Одна за другой включаются всевозможные сенсорные системы: это словно выныривание с самого морского дна. Шауль чувствовал, словно он «обрастает» новым телом, у него проявляются разные чувства, считываются показатели, и одновременно ощущается вся его тяжесть.
«И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их».