Травы колыхались вслед шагам трех рыцарей, травы льнули к подолам одежд и вставали по колено, по пояс всего в шаге от тропы, непримятые ничьей стопой, нетронутые ничьей рукой, свободные расти в этом волшебном лете до скончания веков.
Легкий душистый ветер касался кожи, душистый запах цветов щекотал ноздри, летнее, спокойное тепло обнимало за плечи, и даже идущий сзади Нель приободрился, вскинул голову, пуская по ветру пряди шелковистой гривы. Музыка с каждым шагом становилась немного громче, но гармония ее не била в уши, пальцы неведомого музыканта не дергали струн, стремясь избыточной громкостью восполнить недостаток мастерства, - наоброт, каждый звук словно капли в могучей реке становились частью одного течения.
Горести и усталость окончательно покинули рыцарей, когда поднялись они по трем беломраморным ступеням, меж белых роз, меж жимолоси белой словно крылья морских птиц. Там, в павильоне, в кресле живого дерева, украшенного драгоценностями из утренней росы, сидела прекрасная дева, и длинные рукава белых одежд ее порхали у струн золотой арфы на ее коленях, свивая эту чудную мелодию. Павильон был озарен светом, словно само солнце поселилось в длинных золотых волосах неведомой леди Ши, и ветер легкими пальцами касался шелковых драпировок, где среди зеленых лесов, олени и лисы мчались наперегонки и играли в игры друг с другом, не зная вражды. Глаза незнакомки были полуприкрыты, но лицо, свежее как молодой бутон розы, дышало миром, и не было горьких складок у её улыбающихся губ или же тяжести забот на ее челе, хотя и столь увлекла саму деву мелодия, что даже шаги рыцарей остались ей поначалу неуслышанными.