За раскрывшимися навстречу рыцарям створками дверей жило лето.
Теплый солнечный свет пробивался сквозь живые ветви, бросая россыпь мелких теней на лица идущих, но уже в трех-пяти шагах за порогом высокие деревья почтительно отступали в стороны, давая солнцу во владение всю огромную, просторную поляну, дальний конец которой терялся в светлых лесах. Зеленая трава поднялась до колена, и десятки цветов - огненных, лиловых, розовых - переплетались с этой зеленью в гобелене послеполуденного покоя; даже запахи здесь не враждовали друг с другом, и взамен воздух хотелось пить как дорогое вино, как самую чистую воду.
Вымощенная белыми плитками дорога вела от ворот вперед, к угнездившемуся среди зеленой дубравы озеру, и уже там поднималась по трем ступеням к беломраморному павильону, увитому жимолосью и розами, белому на белом. Оттуда и лилась, не умолкая ни на минуту, легкая мелодия арфы, чья музыка, словно руки лекарей, отвела боль и усталось от уставших тел, ласковой рукой убрала от чела заботы.
Один шаг за ворота был словно шаг в иной Дол Арлен, который был всем, чем встреченный ранее Дол Арлен не был. Даже люди, обычно слепые и глухие к чародейству, не могли не почувствовать благостной магии этого места, столь глубоко перевитой с каждым стеблем травы, что была от него неотделимой, а Тэмлин... Тэмлин Мак Уиншин словно бы вновь оказался в том мире, который покинул столь долгие, долгие годы назад.
Всего один шаг за порог. Бросив взгляд назад, каждый мог увидеть раскрытые створки дверей, но отсюда проём казался пастью хищного зверя, стремящегося утянуть их назад, в стылый холод и тьму. Тут же порхающая бабочка с крыльями живого сапфира, безбоязненно села сэру Аарону на нос, взмахнула крылами и тут же умчалась вдаль, присоединившись к танцующей в воздухе россыпи своих товарок.