Гуттиэре то провалилась в череду обрывочных образов, то снова просыпалась, ворочаясь с бока на бок. Не раз хотела уже плюнуть и вернуться к работе, но голова упорно не хотела отрываться от подушки, и художница снова погружалась в некрепкий сон, чтобы проснуться через несколько минут.
Сначала ей снился Лео. Толи Леопольд, толи Леонардо, как выразилась ее итальянская подруга София. Оказалось, Леонардо, студент-художник из Вечного города. Они познакомились в Сиене, встречаться начали в Риме. Казалось, Гуттиэре могла часами слушать его рассказы о живописи, о том, как лепится кистью форма, насколько скульптурны краски масляные. Залитый солнцем Рим, кошки на руинах Пантеона. Лео туда ходил каждый вечер. Десятки невесомых набросков с его точеным профилем. А потом она уехала на Мальту и вот уже месяца два они не созваниваются и даже на фейсбуке не списываются. А тут приснился. Гуттиэре открыла глаза, уставилась в белый потолок и тяжело вздохнула. Проворочавшись еще минут двадцать, снова задремала, надеясь обойтись без сновидений. Не обошлось.
Золотая осень, комочек чего-то важного-важного, но не достижимого. Снег… вот так всегда, на юге снится холод, на севере тоскуешь по теплому солнцу и синему морю.
Знакомое что-то было в этом сне про самое важное. А, ну да, как раз пару дней назад пересматривала «Унесенных ветром». Хотя в ее случае, под платочком вряд ли прячется Ретт Батлер. Да и тумана нет. Тянет руку в ткани Гуттиэре, вот-вот дотянется и снова просыпается.
Стуку в дверь девушка даже порадовалась. Будет чем отвлечься, но вылезать из-под покрывала не очень хотелось. Когда стук повторился, все же заставила себя встать. Поежилась. Мальта Мальтой, а сезон ветров уже начался, а у нее все окна как всегда открыты. На столе светился экран ноутбука, в колонках пел о несчастной любви бархатный голос Гару. Так вот что сны о Леонардо навеяло.
Подошла к столу, на часы глянуть. Привычный взгляд на монитор. В углу экрана мигал конвертик аськи – София, та самая, из Сиены, интересовалась, не спит ли Гуттиэре. «Три часа ночи, а ты дрыхнешь?! Стареешь, подруга!» - последнее сообщение, минут сорок назад пришло. Хотела ответить, но вспомнила про гостя. Полпятого утра. Утра… Черт, совсем забыла про графа Сиэлле.
Интересно, у всех графьев такие представления об утре? Спать надо в четыре утра. А кто в гости ходит по утрам, тот огребет лопатой. И золотые чернила не спасут. В подобных размышлениях Гуттиэре натянула шорты джинсовые, накинула поверх майки клетчатую рубашку с коротким рукавом и направилась открывать дверь.
Но если не задумываться о том, что она проспала всего часа полтора, после того как почти сутки провисела в фотошопе, Гуттиэре была заинтересована и заинтригована. Зацепили слова письма. Нет, не знаком страх. И что такое жить без надежды ей тоже не ведомо. Но важная способность художника – пропустить через себя мир, его радости и горести, чувства и эмоции, живущие в нем. Конечно, ее удивило, что кому-то нужен ее талант. У нее не было репутации станкового художника и планшетом она давно управлялась ловчее, чем карандашом. Сумма гонорара же была баснословной и это настораживало больше всего. Откуда он о ней узнал?
Подойдя к двери, Гуттиэре не стала сразу открывать, сначала посмотрела в глазок.