Глаза хищника. Моргнул, ухом повел, как будто бы не расслышав. Повторил губами одними: "Мак-Кена". Обернулся к собрату, сказал что-то громко - непонятный язык, чужой для тебя; тот, уже издалека, ответил, как-то агрессивно; снова на тебя посмотрел тот, что без черепа, губу закусив. Крикнул товарищу что-то, ножом веревку, что руки стянула, поддевая. Треск - и руки освободились, плетьми ткнувшись в песок горячий. Свобода. Долгожданная, но какая-то пустая. Ты к ней не готов. Казалось бы - вот она. Пользуйся шансом. Беги. Но ноги подводят, и сил, чтобы встать, нет - едва дышишь, едва в сознании остаешься.
Говорит с тобой темнокожий. Тормошит за плечо, дергает. "Череп" подходит - замечаешь, как на кожаном поясе его скальп появился, лоснящийся от крови свежей; встает на колено, большим пальцем веко нижнее левого глаза отодвигает вниз, заглядывает в зрачок твой, будто бы стараясь в нем волю к жизни увидеть. Встает, говорит опять что-то, щелкая языком. Спорят о чем-то на высоких тонах. Сидишь, снова встать пытаешься. "Череп" уходит. Остается тот, что говорил с тобой. Стоит, молчит. Думает, вероятно. Убить тебя сейчас, или в Пустошь утащить, чтобы под камнем закопать потом по-человечески. Закусил губу, в руке кинжал свой самодельный сжимая. Глаза закрываешь.
Рывок резкий. Мир перевернулся. Когда открываешь глаза, спину мускулистую, темную, с блестящими капельками пота видишь перед собой. Тащит тебя абориген, сил не жалея. Взрослого мужика тащит, хотя ему, от силы, двадцать лет дашь на вид. Мощный паренек, ничего не скажешь.
Печёт. Слышишь, как где-то колеса по песку хрустят. Вдалеке. Шепот этот тихий, щелкающий. Бег. Для них бег, а для тебя - трясучка. Пару раз, наверное, отключился. А может, и больше. Когда приходил в себя - тащили. Руки твои на плечи закинув, несли.
Аборигены. Они людей приносят в жертву. Скальпируют, кожу снимают заживо, на кострах сжигают, умасливая своих богов. Такие слухи ходят обычно в барах Большого. Твой отец так не считал, и были у него, наверное, свои причины.
Отец. Картинкой возник перед тобой. Как живой. Шепчет что-то. В языках пламени тонет, что обуяли его, окружили, словно жадные шлюхи из Красного квартала.
* * *
Холод. Очнулся, спиной приткнувшись к ледяной на ощупь скале. Тьма, ни зги не видно. Попытался пошевелиться - рука чья-то на плечо легла, сжались пальцы хваткой стальной. Из мрака соткан силуэт воина-дикаря. Пальцем вверх показывает, а наверху - небо звездное. В расщелине сидите. Слышны шорохи. Голоса. Знакомые голоса.
Рейдеры.
Ждете. Минута. Другая. Третья. Слышно, как движок урчит, скрипит резина.
Снова шевелишься - снова силой тебя воин тормозит. Еще ждете. Еще. В молчании, в абсолютной тишине. Затекло всё опять, саднит побитое брюхо, и плечо. Лицо - как молотом врезали. Запястья горят до сих пор, кожа, веревками содранная, пухнет, краснея.
Молчишь. Ни звука.
- Ты - Мак-Кена? - шепот слева. "Молодой" спрашивает. "Черепа" нет рядом, кажется. Или не видишь ты его попросту.