В мастерскую, наполненную размеренным разговором часов, ворвался тяжкий, отчаянный, не предвещающий ничего хорошего стук. Входная дверь, тонкая, почти формальность, а не дверь, содрогалась от толчков.
- Помогите, прошу. Впустите меня, - голос женский, молодой, на границе с истерикой.
Вообще, в разгар дня в пригороде Берлина такой стук мог стать причиной пересудов трудящихся всех окружающих маленькую мастерскую магазинчиков, а также мини-гостиницы, местной забегаловки и кондитерской.
В их городке подобное - редкость, потому двери и окна почти не запирались и злые собаки вокруг домов не щетинились на каждого прохожего.
Дверь же в часовой мастерской все чаще заклинивало - оттого и посетителей, видать, маловато в последнее время. Генрих заново поймал себя на мысли, что неплохо бы сменить замок, а лучше всего дверь целиком.
Повозившись с намертво стоявшим на своем замке, часовщик впустил заплаканную посетительницу и убедившись, что любопытных глаз нигде нет, закрыл дверь, теперь уже специально провернув ключ.
Не дожидаясь вопросов, девушка быстро проговорила:
- Помогите мне. Я похоже поранилась - и дрожащей, словно в конвульсиях, рукой она указала на изящные белые туфельки, с боков у которых виднелись алые пятна крови. Яркие, такие яркие...Красивое сочетание - белое с красным...
Однако, кровь все прибывала, к ужасу девушки, ставшей совсем бледной. На пол в маленькой прихожей уже просочились несколько капель.