По шатким кочкам посреди топи пробирались вдвоем. Липкая, жирная болотная земля к одежде пристает, вниз тянет, как будто просит остановиться, отдохнуть. На минуту, на час, навсегда. Только нет веры мертвой, неродящей болотной земле- только жгуты гиблых трав и кустов червями на поверхность ползут, из гнилостной жижи выглядывают. Поговаривают, будто в таких гиблых трясинах растут не только гнойные побеги колючих куцых кустов, но и травы самой большой целебной силы посреди зыбкого мшарника родятся. Да только Фай не силен был в травах целебных, вот и видел вокруг себя только хляби да ползучие клочья желтого болотного тумана. И арки. Неизвестно кем, неясно зачем поставлены. Словно тракт без дороги- идти некому и некуда. Усмехнулся про себя- а все-таки нашлись двое непутевых, которым этой тропой ступать надобно. И все б ничего, коли самим было ясно, за какой надобностью они по мшелым кочкам среди мутной жижи держат путь. Темна, непрозрачна болотная вода! Уж сколько десятков сказаний об утопленниках сказывают, и не каждое из них- придумка детская.
- Подруга Ли, скажи, а правду судачат, что на родине твоей, в землях восточных, все мудро и ладно устроено, и смерть и жизнь нерушимо разделены? Что не бывает так, чтобы тело или дух остаться решили среди не умерших доселе? Много сказок про строгие да справедливые порядки Востока сказывают, только вот не жалуют там чужаков, странников серых вроде меня, так что самому не узнать, не выведать.
А потом, подумав немного, да на раскинувшуюся бескрайно топь поглядев, добавил:
- А ведь какая складная история о нашем пути сложится, если найдется кому послушать! Записал бы, да бумаги ни клока. Только на память и надейся. Эх!
А тем временем тропа, вратами отмеченная, кончилась. Привела в никуда. Ничуть не удивился Фай- если не знать, куда идешь, так разве гоже дивиться, коли никуда не пришел? Только известно, что путь тут кончается. Весь ли, али только дороги кусочек?
Прочел надпись. И, неожиданно для самого Люре, уставшего, промокшего и голодного, на его лице заиграла улыбка, а где-то в середине, то ли в теле, то ли в душе, пронеслось дуновение неуместного облегчения. Приятно было после неясных мытарств в сплошной мути дойти до четкой дорожной вехи. И- пойти дальше. Зная, что уже не отступишься, что бы на каменьях не писали. Смерть- так значит смерть! Двум Смертям не бывать, а одна уже за плечами сидит, в котомке прячется. Только имя назови- и вперед. Но что за имя? Не той ли, что всю свою жизнь Фай под сердцем хранил, из-за которой в путь пустился? Ну нет, коли Смерть ждет за какой-то надобностью, то вряд ли для того, чтобы в мир отпустить тех, кого забрала давно. Да и давно уже Фай знает, что ушедшим лучше не оборачиваться. То были детские мечты, желания. Несбыточные, но светлые и добрые. И никуда им не деться, только вот не для Смерти то имя. Она уже свое получила.
Так что же? Киршара? Так то не имя, а прозвание только. Да на то они и Всевидящие, чтобы не проглядеть чего важного. А сейчас Фай к ним по поручению, по поручению ясному- что, кому, и от кого. Так что самое время сказать, чей умысел завел сюда странника, чьим посыльным поневоле сделался бродячий сказочник.
- Лепра, Чумная Старуха.
И, прошептав ее растреклятое имя, вошел.