— Адам Сандерленд, сэр.
Бывший второй лейтенант неторопливо заложил руку за спину, убрав шинель и со своей кобуры. Он помнил, что у него остался только один патрон. Взглянув на звёзды, он едва слышно вздохнул:
— Чего тянуть? Начнём.
Его ладонь метнулась к рукояти револьвера с невообразимой быстротой. Казалось, не мышцы двигают ей, а невесомое намерение, не знающее усталости. Сколько раз Адам повторял этот жест, и никогда он не был таким же. Никогда не повторялся. Каждый раз — как в первый. Револьвер словно сам взлетел в руку. Не тратя мгновения на то, чтобы обнять пальцами рукоять, Сандерленд, как дирижёр, указательным зажал спуск, а большим — взвёл и спустил курок. Единым, слитным движением.
В этот неповторимый миг счастье пронзило его от каблуков пыльных ботинок до длинных волос, в которых серебрилась первая седина.
Он родился стрелком.
Он предпочёл бы стрелком умереть.