Да и вообще казалось, что никогда между Альбукерке и Остином, «бродячей столицей» Техаса, не случалось таких хороших дней, как сегодня. Иекамия с гневом отмёл мелькнувшие подозрения — даже если его обманули, ну к чёрту. Ради пятнадцати центов затевают ссоры только духовно низкие коммерсанты или европейские полисмены. Сандерленд решил, что сочтёт эти деньги оплатой приятной компании, выпивки и рассказов. Того рода рассказов, по которым он скучал, не желая признаваться в этом самому себе.
Но шли круги по воде...
Удел траппера — суровый удел. Сон в сшитых из шкур спальных мешках, устрашающие крики птиц в тишине пустыни и далёкие огни костров команчей. Четыре ветра, те самые, о которых рассказывал Матфей, вечно дуют со всех концов Земли. И человек, живущий под открытым небом, быстро учится ценить нечастые минуты уюта. В вагоне стояло тепло, беседа доставляла Адаму удовольствие, а горечь поражения скрашивал благородный виски. Видимо, от щедрот пассажиров первого вагона досталось и общей ресторации. Одним словом, Сандерленд готов был проиграть и поболее, особенно когда речь зашла о Мексиканской войне. Наступление Санта-Анны застигло Иекамию на индейских территориях — далеко к северу от Хьюстона и Форта-Уэрт. Тридцать шестой год — ха, ему едва перевалило за двадцать — Сандерленд провёл в землях племени уичита, сопровождая торговца мехом по имени Джесси Чисхольм. На войну он попросту не успел. А когда возвратился в Техас, ему достались только руины и бурные патриотические восторги. Поэтому он не удержался от восклицания:
— Война, сэр! Неужели вы лично...
Улыбка Джонатана, в которой смешались солдатская гордость и сожаление о бурях ушедших дней, дала ответ без слов. Получалось, что мистер Доу мог оказаться ровесником Иекамии, если не старше. Впрочем, кто меряется годами за столом?
Круги на воде.
Иекамия Сандерленд почти не сомневался, что Джонатан Доу когда-то носил иное имя. Адам был далёк от правосудия и всего пару раз в жизни видел приезжих судей, которые странствуют между городами в сопровождении маршалов или даже более сумрачных личностей. Однако ему довелось узнать, что человека, по какому-то поводу предпочитающего хранить анонимность перед лицом присяжных, принято называть «мистер Доу». И вновь: что с того? Бывает так, что охотники за головами страшатся мести со стороны родственников или недоброго нрава приятелей жертв, и потому укрывают свою личность. Не это тревожило Адама. Нет, сэр, не это.
Временами за широкими окнами проплывали ранчо и фермы. Последние аванпосты центрального Техаса, которые вскоре растворятся в пыльной дали. Однажды поезд обогнал медленный караван. Понурые мулы влекли серые повозки, покрытые округлыми тентами. Прищурившись, стрелок видел лица женщин, укутанных в шали, и шагающих наравне с животными детей и мужчин. Американские железные дороги пытались тонкими нитями связать огромный материк, захлёбываясь в недостатке рабочих рук для добычи угля и стали. Однако гигантские просторы в сердце страны оставались terra incognita для миллионов пилигримов. Всё так же приходилось нанимать проводников, всё так же выставлять караулы и окружать ночные лагеря тележным кольцом. Иекамия не верил, что это когда-нибудь изменится. Равнина огромна. Не существует человека, способного покорить её.
Вздрогнув на стыке рельс, вагон ресторан слегка накренился. Сандерленд придержал пальцами стакан, обратив внимание на едва заметную рябь, покрывшую янтарную поверхность. И снова кольнула мысль о неправильности, о каком-то логическом изъяне, который подметило подсознание, но отказался замечать расслабленный игрой разум.
— Расклад подсказывает, джентльмены, что в этом кону я пас, — щелчком отправив карты на центр, где лежали очередные двадцать центов, Сандерленд добровольно удвоил проигрыш. — Было приятно свести знакомство, однако ноги просят свободы.
Стрелок пробрался мимо стойки в соседний вагон, уже погружённый в полумрак. В торцах прохода, над дверями, потрескивали керосинки в стеклянных колбах. Их огоньки отражались в ночных сумерках за стёклами, мешая рассмотреть печальные кактусы и редкий буш. Обходя спящих или тихо беседующих, Иекамия добрался до следующего вагона, а там — до своего места. Только закинув ружьё на сгиб локтя, Иекамия почувствовал, что круги на воде медленно начинают успокаиваться. Он выбрался через узкую дверь на заднюю площадку, где гремели колёса, но лицо овевал приятный ветер, обещающий скорую ночь.
— Будь я проклят...
Картёжники мистер Доу, Билли-Боб, Хью Робертс и усатый Дэниел Смит? Нет, не они. Безусловно опасные, но понятные люди. Нет.
Священник в чёрной сутане и девушка, которую он наверняка сопровождает к родителям, а не жениху? Нет.
И даже не чёрный человек в вагоне-ресторане...
Здесь Иекамия понял, что мысли движутся в верном направлении. Дрожь в умозрительном стакане снова набрала силу. Вот, вот... вот оно!
Ящик, о котором сообщил Джонатан. Резонно было решить, что в нём хранится золото. Но в Калифорнии и так достаточно золота, чтобы частные лица везли туда ещё. А для перевозки кооперативного капитала, о котором Сандерленд подумал на станции, право слово, куда удобнее чековые книжки или обменные векселя. И двенадцать солдат... даже четырнадцать, включая часовых. Очень, очень странно для одного ящика. Конечно, как любой житель Фронтира, Сандерленд не верил в неподкупность федеральной кавалерии, но знал, что она стоит либо больших денег, либо высоких просьб. Комбинация известных ему сведений не желала складываться в гладкое объяснение, а нутро шептало стрелку, что почтовый вагон прячет нечто большее, чем президентов: живых, мёртвых или эпистолярных.
Предплечьем обломив стволы ружья, Адам неторопливо вложил в казённики по круглой пуле, досыпал пороха и утрамбовал шомполом для прочистки курительных трубок. Затем взвёл оба курка и надел на брандтрубки горошины-капсюли. Просто на всякий случай.
Иекамия привык доверять интуиции.