- Все он разрешил, - устало рыкнул Бруха, - представление князю дает легальный статус в Камарилье.
В тишине предрассветного дома тихий стук шагов слышался очень отчетливо. Лестница наверх давно закончилась. Дверь угловой гостиной открылась без скрипа.
В ней никого не было. Свет все еще горел, горел, спрятанный за экраном, огонь в камине. На крючке висела покореженная Лил кочерга. При закрытых окнах должно было быть душно, но душно не было.
Диего отошел от потомка и встал перед окном. Темные клены, пробивающийся через переплетение ветвей свет уличных фонарей - с прошлой ночи ничего не изменилось. Он нарушил тишину не сразу.
- Теперь ты знаешь, насколько вампиры бездушные и кровожадные чудовища-убийцы, - ирония и горечь слышались в каждом слове.
- Ты убьешь еще не раз, - сказал он просто, констатируя факт, - по неосторожности, по необходимости, по случайности. Но только от тебя будет зависеть, как ты это примешь. С болью, с горечью, с грустью, обвиняя себя и сотый раз перебирая в уме варианты, что ты бы мог сделать, чтобы этого не произошло - или спокойно и безразлично идя дальше.
- Свой путь, - он повернулся к Кинноку, смотря тому в глаза, - ты выбираешь сам. Это не мешает мне радоваться, - улыбка Брухи была искренней и теплой, - что ты выбрал тот, который считаю правильным и я.
- Макс был с нами недолго, - заговорил он после еще одной паузы, - но он был моим вампиром. Он пытался убить тебя, моего сына, он впутался в заговор, который чуть было не убил Алехандро, моего другого сына. Ты оказался сильнее, и все же я скорблю о нем. Он был моим вампиром, он пошел за мной, и он истинно, окончательно мертв.
После короткого молчания он заговорил уже по-другому, без горькой требовательности, звучавшей в его голосе раньше.
- Но сила заключается в том, чтобы не позволить своей боли погрести под собой все остальное. Пусть она останется с нами, но жизнь продолжается. Я рад, что жив ты, - последнюю фразу Диего говорил, смотря на потомка в упор, и взгляд его был живым, требовательным и теплым.