Вацлав
На речь Скорбы крестьянка время от времени кивала, сидя с всё тем же чинным благолепным видом: у инквизитора вполне могло создаться впечатление, что часть слов и вовсе прошла мимо ушей Марыси, однако Марыся кивнула там где прозвучало "наиболее осведомленная", "исчерпывающая откровенность", "восстановлении Святого Порядка" и на всех остальных, внушительно звучащих местах.
- Ну так я и говорю, заступники вы наши! - С энтузиазмом ответила крофтерша как только её выдался шанс говорить. - Без вас не только Густав, все бы полегли на лесопилке, как пить дать, - мне остальные бабы рассказывали, а им Мелих рассказал, ужас что там творилось, говорит никогда такой навалы мерзостей не видел. Мы мертвяков перерубили преизрядно, даже мы сами, рогатиной пришпилишь заразу и бьешь топором пока оно не движеться прочь. Но правду вы вот говорите, ваша святость, истинную правду, что восстановить надо, Святой Порядок, чтобы ведьма и отродье её больше честным людям не угрожали никак.
Марыся выдохнула и набрала в грудь побольше воздуха. Её желание помочь инквизиции было очевидным, хотя от былого робкого трепетного преклонения, каким она и её товарки встретили было отряд на пороге церкви, мало что осталось.
- А я, что про себя рассказывать? Родилась я туточки, замуж вышла как шестнадцать стукнуло, за Эржека моего, упокой Миррея его душу, - помер от ветрянки, и сорока годочков ему не было. Хозяйство справное было, у нас, да только что вспоминать... - Марыся махнула рукой, и несмотря на всё то количество смертей, что ей довелось увидеть в последнии два месяца, загрустила. - Полегли все. И сынки мои, и невестки, и внучата. Всех пёс проклятый загрыз, никто до церкви не добрался... Одна я осталась. Самая старая, - мне бы в гроб пора самой, кости старые, но я жить буду, назло, пока либо эта тварь по свету ходит. Тут или ведьма или я. Ах, ваша светлость, простите бабе бабское.
Просьба рассказать о примечательных событиях в её жизни вызвала у Марыси явное недопонимание.
- Да господи, всего и не упомнишь, что было. - Всплеснула она руками, растерянно уставившись на Вацлава. - Пятьдесят годков мне стукнуло, да три, кто ж упомнит-то всё за столько-то лет? Ну драки были в деревне, расклад нарушали, но так это везде так: получат мужики получку и в кабак, шнапс пить да морды бить друг другу, типа кто тут самый-самый. Не было месяца, чай, чтобы кто с кем не подрался. Но всех тут точно не упомнить, ваш святость, уж не сердитесь на бабу. Про Адалию рассказать могу, то конечно да, но что там рассказывать? Дочка она предыдущей повитухи, старше меня годков на пятнадцать или около того была, но не женихалась, хотя хаживали к ней сваты, я то помню. Вильхельм вон тоже и завидный был он тогда парень, очи соколиные, бровь соболиная, стан - что твоя сосна, при деньгах, опять же.- Голос Марыси немного потеплел, когда воспоминания о прошлых золотых днях заслонили, пусть даже ненадолго, кошмары настоящего. - Да только всем от ворот поворот, как енти, монахини святые, не иначе. Но дело свое справно знала, что да, то да, слова дурного про Адалию не скажу. Гретхен, моя невестка, упокой Миррея её душу, двойней разрожалась было, первые у неё, и один из хлопчиков ножками вперед шел, а она же молодуха совсем, узко там, вот и не разрождается никак. Всё, думали, не жильцы ни мамка ни дитенки, Ганс мой воет, волосы рвет, как сейчас. А Адалия пришла, воды нагрела, чистые простыни постелила, ромашкой да зверобоем Гретхен опоила, и справно так вытянула детенка. Век не забуду. Не, ничего про Адалию дурного не скажу. И когда она к старости умом разжижаться стала, мы ей то яиц подбросим, то плетень поправим. Хлопчики её тетей звали, помню, прибегут и хвастаются как им тетя Адалия яблок надавала, справная у неё была яблонька... - Марыся шмынгуна носом и вытерла глаза краем головного платка.