Врезавшийся в бок тяжелый меч, кажется, помог Саргатану стряхнуть с себя навалившуюся, было, апатию, и второй удар он принял уже на щит. Призывы, угрозы и раздирающие как комнату, так и саму реальность чары он оставил без особого внимания, и даже льющаяся с потолка напитанная темным колдовством кровь была для него всего лишь мелкой неприятностью. Губы жреца кривились в совершенно не свойственной ему, похожей на оскал ухмылке, а в движениях сквозила уверенность льва, столкнувшегося со сворой дворняг.
— Узнаем первыми? — презрительно прошипел Палач, глядя в глаза материализовавшемуся из воздуха Волканту, — Это тебе, щенок, пора бы узнать кое-что очень важное.
Лезвие “Пера ангела” вспыхнуло тревожным закатным багрянцем, вокруг головы дэва, будто бы вторя ему, загорелся сплетенный из алого света нимб, а пляшущие по стенам тени жреца раскрыли громадные темные крылья и подняли собственные клинки в молчаливом салюте. Черты лица пелорита заострились, каждая складочка стала бездонной черной трещиной на безупречном алебастре кожи, губы сжались в тонкую жесткую линию, и только залитые тяжелым золотом глаза все еще напоминали о том Саргатане, который занимал это тело совсем недавно.
— Я есть свет. Я плоть от плоти солнца. Я слуга его, его посланец и его карающий перст, — угрожающе проурчал дэв голосом, который напоминал что-то среднее между треском хвороста, сгорающего в костре, и шкворчанием масла на раскаленной сковороде, — Я полдень, и я закат. Я жар, что выбеливает кости тех, кто в гордыне своей идет против моей воли. Я убиваю реки и превращаю плодородные земли в бесплотную пустыню. От меня нет спасения и нет защиты. От меня не сбежать и не укрыться. Я принес вам всем забвение. Я принес вам конец.
С каждым словом голос жреца становился все громче и громче, а многочисленные тени его, замедлив свой танец и уставившись на культистов раскаленными добела искрами глаз, с каждым мгновением прислушивались все внимательнее, а на последних словах шагнули со стен в едином порыве под еле слышный шелест призрачных перьев. Сотканным из огня и смерти ангелам мщения не было места на Прайме, но часть их силы и их ярости в серединный мир все же можно было провести. Особенно, если ты когда-то был одним из них. Многоголосый шепот наполнил уши спутников дэва, советуя, подначивая и делясь вечностью опыта. Как ударить, куда выстрелить, какую колдовскую прядь надо вплести в заклинание, чтобы оно вышло еще более смертоносным, – знания текли по разумам смертных бесконечной рекой, не задерживаясь надолго, но и не отвлекая от боя.
— Я есть свет. Я плоть от плоти солнца. Я слуга его, его посланец и его защитник, — вдруг неожиданно чисто отчеканил Саргатан, с трудом прорываясь сквозь затянувшую его разум пелену древней как само время ненависти, — Я рассвет, и я полдень. Я путеводная звезда. Я пламя, что разгоняет ночную тьму. Я жизнь. Идущие за мной не познают боли и страданий. Я принес вам надежду. Я принес вам спасение.
Будто отражая внутреннюю борьбу дэва, окружающее его карминово-красное сияние сменилось привычным мягким золотом, что “стирало” раны с тел его союзников будто они были всего лишь мазками краски, а на лбу, который никогда не знал морщин, открылась многолучевая кровоточащая стигмата.
— Ты и твои слуги чужды этому миру, дитя девяти кругов, — громко и четко продекламировал облаченный в плоть ангел, голосом, в котором сплелись отзвуки десятков, а может и сотен его бывших воплощений и который, судя по тембру, принадлежал существу куда более крупному. — Вы нечестивцы и отступники. Вы предали мир, что дал вам жизнь. Вы слабы и больны. Я проклинаю вас. Примите свою участь и молитесь, чтобы за порогом вас встретила Королева, а не то отродье, которому вы возносите молитвы.