Помогать, как оказалось, было особенно некому, так что Саргатан с паломниками закончил достаточно быстро, и уже направлялся обратно, когда увидел бегущего в сторону леса пленника. Не веря в то, что щуплый колдун мог самостоятельно вырваться из цепких рук волшебницы и ее спутников, дэв успел только удивленно выгнуть бровь, когда брошенный чьей-то сильной рукой топорик вонзился культисту между лопаток. Жрец при желании мог двигаться достаточно быстро и около распростертого на земле тела оказался уже через несколько секунд, но было уже поздно. Раскинутые в стороны, как крылья мертвой птицы, руки юноши безвольно обнимали промерзлую землю, ноги еще немного подергивались, будто все еще пытаясь спасти своего хозяина, голова была неестественно вывернута в бок, а стекленеющие глаза, казалось, смотрели на дэва с немым укором.
– Ты сбился с пути, колдун. Потерялся. Пусть хотя бы в ином мире твоя душа найдет покой, – тихо прошептал Саргатан, осеняя труп солнечным знаком.
Эмоции свои жрец скрывать не умел и не хотел, и поэтому, когда он повернулся к наверняка довольным собой “спасителям” каравана, разочарование, грусть и даже толика брезгливости на его лице читались так же четко, как заглавные буквы в книге. Да, конечно, без эльфийки и пары ее верных цепных псов паломников наверняка перебили бы, но так ли они отличаются от атаковавших беззащитных путников культистов? У тех хотя бы было “оправдание”. Они были обезумевшими членами секты, поклонявшейся закованному с начала времен богу, олицетворявшему вселенское зло. А эти… Отпустить пленника, только для того, чтобы убить его, как только он почувствует надежду на спасение? Это каким же хладнокровным жестокосердечным зверем надо быть? Это как же надо любить причинять окружающим боль?
Саргатан попытался что-то сказать, даже начал поднимать руку в каком-то неопределенном жесте, будто бы выступающий перед большой аудиторией оратор, но слова застряли у него в горле, а рука безвольно упала вниз и так и осталась болтаться плетью. Он попробовал было еще раз, но в итоге только сокрушенно покачал головой и выдавил из себя тихое, будто бы смятое и изломанное “Зачем?”.
Вопрос этот для стоящих перед ним был явно риторическим, говорить было не о чем, и Саргатан не нашел ничего лучшего, чем молча натянуть на голову плотный капюшон, превративший его лицо в конгломерат теней с двумя сияющими точками глаз, мерцающих где-то в глубине, и отойти в сторону. Ему было больно и гадко. Его мысли скакали табуном дикий лошадей, а десятки голосов вновь давали советы, жалели и насмехались.