За то время, что группа ожидала аудиенции, Рагнар успел тщательно расчесать бороду, так что перед Ауриком он предстал в виде вполне презентабельном. И свой рассказ начал так.
- Это был исход третьего дня, когда бравая компания наша подошла к деревне Белосвятки. Солнце, взбухшее, словно раздутый от болезни глаз, клонилось к горизонту, и озаренная багряными отблесками его деревня, все пятнадцать дворов ее и церковь, встретили нас молча. Голоса наши становились все тише и тише по мере того, как ступали мы вперед, сквозь поросшие дикими сорняками поля с брошенными боронами, сквозь покосившиеся плетни, сквозь развешенное на веревках белье, гниющее во внезапном забытье. Кроме звуков наших шагов и биения сердец, лишь надсадный лай неведомого пса, отчаянный и безумный, нарушал эту тишину, и каждый шаг уводил нас все глубже и глубже в это немое, покинутое селение, и лишь пройдя достаточно вглубь, что повернуть назад не было никакой возможности, мы увидели Ее.
- Она предстала перед нами в виде ребенка, девочки невинного вида и слова, чумазыми пальцами сжимающей тряпичную куклу. Тысячи таких детей встречались нам до того, но никто из них не играл на заброшенных погостах. Проявив немалую бдительность, мы отвергли предложение последовать за безобидным вроде бы дитятей, и углубились дальше в деревню по своей воле. Лишь лай собаки приветствовал нас, - на улицах не было ни души. За разгадкой подошли мы к церкви, как к сосредоточию всех чаяний и духовной опоры людей. Но пустынен был храм, и лишь пятидневная пыль взвилась в вечерний стылый воздух, приветствуя нас. Именно тут, в церкви, нашли мы тело священника, кто ценой своей жизни оставил нам послание, не иначе как собственной кровью написанное. - Рагнар драматически изменил голос, цитируя записку по памяти. - И гласило послание, ведая нам устами умершего: "Оно пришло ночью, две седьмицы без двух дней назад. Сожрало козу Марии, остались только потроха. Стало приходить каждую ночь, забирая разум этих брошенных судьбой людей, порабощая их волю. Оно уводит их в подвал склада. Оно забрало всех, кроме меня и собаки Тима. Бедный пес надрывается на цепи, а у меня уже нет сил даже дать ему воды. Оно стучится в мое сознание каждую ночь, с каждым разом все сильнее расшатывая мой рассудок. Молитвы перестают защищать меня. Сегодня оно заберет меня, я уже вижу его красные глаза. Я не дамся. Я не дамся!!!"
Выдержав драматическую паузу, бард продолжил повествование.
- Сумерки сгустились, пав на деревню плотным, темным покровом. Не горело живительным светом ни единого окна, и лишь безустальный лай одержимого пса нарушал тишину над этим проклятым селением. Мы были наедине с чудовищем в облике девочки, что тут же проявило себя, сияя алыми, словно угли Десяти Адов, глазами. Ее речь, скрывая дьявольское наважденье за невинными словами об игре, повела некоторых из нас в сельской лабаз, а остальные последовали, влекомые тревогой за товарищей. И именно там, в подвале мы обнаружили остальных жителей деревни.
Разведя руки, дварф словно бы охватил этим жестом весь немалый лабаз, что в мельчайших деталях встал сейчас перед его воображением. Нет, забудет он это не скоро.
- Они лежали все вместе, - дети, женщины, мужчины, красивые и уроды, старики и младенцы, люди и те несчастные животные, что не успели сбежать, повинуясь инстинкту. Гниющие тела их перемешались, кожа и плоть, тронутые многодневным разложением, слиплись, так что не отделить было тело от тела, и несчетные глаза сего многорукого, многотелого трупа вздулись, словно сгнившие яйца, и местами вытекли, давая пищу жирным, белесым личинкам. И среди всего этого, как королева-пчела, жиреющая на телах своих подданых, восседала колыхающаяся утроба и пасть, - гротескная матерь демонического создания!
- Не было такой силы, что удержала бы наваждение после такого. - Серьезно и честно продолжил дварф. - Хоть демоненыш и пытался разделать нас на куски, так что едва не лишил присутствующих здесь Кхорна и Джетта жизни, мы все сражались храбро, и вышли победителями, хоть и ценой тяжелых ран и увечий. Несмотря на них, мы позаботились о телах как смогли, устроив огненное погребение смертным остаткам девочки, дабы упокоить зловредный дух, и после обыска жалких сокровищ деревни, нашли искомую чашу. Но на этом тревоги наши не завершились, о нет! Уже на обратном пути отряд головорезов, не иначе нанятых соперником вашим, университетом Моргрейва, напал на нас из засады подло, дабы чашу эту у нас перехватить. Но не учли они, даже насылая на нас магию, - тут Рагнар торжествующе возвысил голос, - что после устрашающего зрелища деревни, наши сердца были тверже стали, и, хоть и предлагали они нам обменять чашу на жизни, никто из нас не испугался и мы приняли бой. Более остальных ревностно дрался сей молодой человек. - Толстый палец дварфа ткнул в сторону Валериана. - О, не обманывайтесь его тщедушным видом! Он схватился с разбойником один на один, уничтожив врага своего единственным заклинанием! Джетт, могучим ударом, что и сосну расколол бы надвое, навсегда упокоил второго, в то время как Кхорнхарат и Дина, магией и мастерством, уничтожили еще двоих. Мой же противник умер от разрыва сердца, как только узрел меня, скачущего на поле боя верхом на динозавре, с боевым маршем моих предков на устах! Но лидер их, подлый маг, избег сражения, применив магию для трусливого отступления, и мы, увы, не смогли привести его сюда, дабы он дал официальные показания по поводу своих нанимателей, что прибегают к таким грязным приемам лишь бы победить достопочтенный университет Винарна. После этого столкновения мы без промедления доставили чашу к вам. - Закончил дварф, тактически давая Кхорну подхватить историю, вздумай он добавить что. Сама чаша во время рассказа лежала в сумке Кхорна - дварф отдал ее сопартейцу, умыв тем самым руки на тему как и на каких условиях ее отдавать.