Лорна перестала ковыряться в данных сразу же, как только до неё дошло, что Маркус хотел просто поговорить. Ни в коей мере, ни единой мыслью не желая оскорбить кого-то столь великого, она вслушивалась в каждое его слово, даже не помышляя о том, чтобы поправить или перебить.
Заговорив о недоверии Маркус ошарашил девочку: никто не смеет лгать в присутствии Астартес, ни один честный человек не посмеет произнести ложь в их благословенном присутствии, ибо такого наглеца немедленно настигнет кара. А сами Астартес, защитники и покровители, так же в свою очередь не станут лгать верному гражданину Империума. О каком недоверии тут возможно вести речь, если она будет верить им во всём, а сами они видят любую ложь насквозь?
Тем не менее по требованию эпистолярия она направила свой взор на него. Хотя в глубине своей души она предпочла бы направить псионический, сейчас она подчинилась воле Маркуса и посмотрела настоящим.
И пусть это могло показаться кому-то смешным, но давалось ей это чрезвычайно тяжело. Сказывалось воспитание. Ей всегда говорили в детстве, что Астартес следует почитать так, как никого иного. Что они выше всего человеческого. Что в их присутствии даже говорить без разрешения недопустимо, не то, чтобы смотреть на них. И сейчас напряжение было настолько велико, что поднимить оно ещё немного, то Уиспер изольётся горючими крокодиловыми слезами.
- Я не боюсь... Я не... Я не осмелюсь... Я не...
Фраза про шутку была несколько ужасающей для юной девочки. Неужели она посмела оскорбить Астартес? А слова про открытые чувства вообще поставили её в угол: она всегда гордилась защитой от чтения своей головы. Проанализировав свои ощущения, она ясно поняла, что всё это время была полностью раскрытой. А хуже всего было то, что восстановить подобную способность. Так что Сын Тарвица и правда увидел, как побледнело её детское личико от осознания этого пункта, ведь что бы она ни сделала, защита не возвращалась...
А когда в комнате раздался смех, она замерла, не зная, как реагировать.