Молодой правитель внимательно еще раз переспросил о мероприятиях, по дополнительному усилению перевалов и обещав подумать о них повел беседу в другом русле:
- Твои слова мудры Шепчущий, но все же узнай, кто в окружении подлого предателя готов предать самого предателя. Обещай ему золото и трон, если он поднимет бунт и воспользуется отсутствием их главаря. Кстати, а куда сейчас движутся войска? Имеют ли они своей целью какой-то определенный город или маневрируют с нерешительностью?
Выслушав Считающего Наместник ответил и ему:
- Морской путь в Чулеле — вот зловонная пуповина, связывающая уродливое чадо северных побережий с их не менее убогой матерью-родиной. Но наша вера сильна, мы должны молиться, нашим богам, в особенности Богу войны Тайкво, чтобы он перерубил эту пуповину. Чтобы он обратил свой гнев на их суда и разбил их в щепки о наши скалы, как только они рискнут появиться у наших берегов! Я повелеваю во всех храмах страны начать массовые молебны и жертвоприношения нашим великим силам, жертвы должны быть столь обильны, наши наряды столь пышны, а наши песни столь громки, чтобы боги возрадовались тому, как народ Куоро горячо верит и их могущество и ниспослали жестокую и неотвратимую кару на глупых варваров-святотатцев, что занесли мечи над нашими храмами!
И организовать это надо в кратчайшие сроки. Я лично буду участвовать в этих ритуалах и распоряжусь пожертвовать из казны необходимые средства. Я очень рассчитываю, что и другие дома, и купцы, и простые крестьяне не будут скупиться, когда речь идет о милости Тайкво! - Аотаварио посмотрел в сторону представителей духовенства — как быстро мы сможем начать ритуалы?
Аотаварио подождал, дав время всем собравшимся обдумать свой вклад в общее дело.
- А еще мне каждую ночь снятся очень необычные сны: будто я - Летучий, парящий над гиганстким, сочным, дозрелым початком кукурузы. Но на его поверхности кишат какие-то отвратительные, мерзкие черные черви. Я ненавижу их! Но тут я замечаю, что у меня, кроме двух клыльев, не две лапы, а четыре: в первой — горшок с горючем маслом. Он остро пахнет горючем маслом и просит меня: дай мне огня. Во второй лапе я держу горшок с жаркими углями, они шипят и злятся на меня, за то что, я вырвал их из объятий их прародительницы-печи. Они злы и готовы обжечь своей злобой любого. Моя третья лапа ухватилась за корзину, полую клыков тысячезубой ядовитой змеи, что подкрадывалась, готовясь укусить человека, но сама была поймана им и убита. Теперь яд ее нанесен на тысячи ее зубов и храниться корзине. Четвертой лапой я держу сосуд, наполненный кусками тех самых гадов, что внизу, но сильно сгнившими и вонючими. Вот что за сон мне снится каждую ночь. - Аотаварио умолк, и в задумчивости, вспоминая, не упустил ли чего важного, почесал подбородок, на котором еще только-только начала расти несмелая бородка. Увидев, что никто не осмеливается его прерывать, он продолжил:
- А бывает, что снится мне другой сон: бурное неспокойное море, и на нем сходятся два корабля, один с черными парусами, другой с белыми. И я приземляюсь на белый корабль, и держась задними лапами на нем, хватаюсь за борт черного корабля, и вижу, ту же омерзительную картину: корабль кишит жуткими червями! В ярости я бросаюсь на черный корабль и клювом пробиваю его днище! И морская пучина поглощает кишащих гадов и море становится спокойным и ясным.
И третий сон мне снился в минувшую ночь ночь перед ней: будто бы я — не человек, и не Летучий, а крепость. Большая, деревянная, оббитая мокрыми шкурами. Но от летучего у меня сохранились крылья, но теперь их у меня четыре: с каждой из сторон. Будто не иду я по земле, а качусь на громадных колесах, и толкают меня множество торо, что идут внутри меня. И наезжаю я на червей, и давлю их, опуская своими крылья на них, а на каждом крыле у меня то тысяче клыков. Чтобы значило это, как вы полагаете, мудрые и опытные советники мои?