Два великих войска сближались. Под удары баранов и бубнов, под свист раковин и флейт. Ряды щитоов и копий были густыми и чуть неровными. В их движении не было той правильности что у брёвен в доме, но было то грозное равнение что у накатывающихся на берег валов. Сколько их? Даже вблизи не сказать. Любой строй более трёх рядов издали кажется неисчислимым множеством. Блестят копья, блестят шлемы, смотрят на экадарцев тысячи нарисованных на коменарских щитах глаз, скачут по экадарским щитам тысячи чудищ. Тысячи и тысячи кожаных сандалий втаптывают во влажную землю гнилую прошлогодние маисовую стерню* и зимние побеги сорняков. Сколько своих идёт, а сколько чужих! Страх закрадывается в души от вражеской мощи, силу и уверенность дает ощущение что ты лишь часть ещё большей силы. И то и другое будоражит кровь, возбуждает.
Противники всё ближе. Уже долетели бы от строя к строю стрелы, но сегодня не день стрел. Сегодня день щитов и копий. Стрелы оружие осад и стычек, а в поле всё решает рукопашная. Воины уже не сдерживаются, а кричат ругательства, боевые кличи и призывы к богам. Всадники заставляют реветь своих коборени. Тысячи, десятки тысяч людских голосов, сотни и сотни заврьих глоток шумят так что кажется и в Темилигонето слышно.
Три сотни шагов, две… Коборени понукаемые всадниками срываются с места и бросаются на встречу друг другу. Началось!
А пехота идёт дальше. Замолкает как по команде. Полторы сотни шагов, сотня…
- Десу ройо!
-Экая!
Шум тысяч выкриков ничто в сравнении с дружным рёвом тех же тысяч глоток в унисон. Боевые кличи превратившись в безликие «оё!» и «ая!» громом разносятся над равниной, а два строя переходят с шага на бег. Пуска ломается линия щитов, но идти в шагом в таком бою невозможно. Страх, напряжение, гнев, ярость всё это выплёскивается в первом и самом страшном порыве. А потом строи столкнулись и ещё один гром разнёсся над равниной – стук сотен, тысяч столкнувшихся щитов. И растянувшись от центра к флангом он как будто стал эхом сам себе.
Случилось!