Услышав столь резкий отказ полурослики умолкли, а некоторые даже разрыдались показывая всему миру свою позорную слабость. Жрицы развернулись покидая незадачливых просителей. Караван сдвинулся с места и неспешно пополз по дороге.
Они ушли. Презрительно отказали и ушли. Хотя их была добрая сотня, а то что они привычны к оружию было видно всякому имеющему глаза.
- Я же говорил тебе, Угугуго, надо было сразу обещать две тысячи.
- И где бы мы взяли две тысячи?
- Да какая разница. Зато они спасли бы наших женщин, а там уже как-то бы отбрехались. В конце концов отдали бы несколько дочерей им в рабство – лучше ценою некоторых спасти многих. Всё. Пошли.
Хобиты встали и пошли обсужданя между собой что же делать дальше если эльфийки не взялись им помогать. Только один молодой и кучерявый парень остался. Он стоял на коленях и думал о своей невесте с которой должны были поженится на летний праздник солнца, о своих сёстрах, о своей вдове-матери у которой был единственным мужчиной в доме. Он их больше не увидит. Никогда. Он единственый мужчина в роду ничего не смог сделать. Его мать, сёстры и невеста умрут в рабстве. Мать наверное быстрее – она же не молода и разбойники могут прост убить её что бы не тормозила остальных. В горле стоял комок, большой и колючий, он мешал дышать, он не давал проглотить слёзы. И тогда парень понял что делать.
- Мать наша Зебаба и бабка наша Урунана, и Улулока – душа дорог, и вы демоны мира верхнего и нижнего, демоны теней и путей, вам отдаю я себя как приношение, вам жертвую драгоценную воду. Прошу вас исполните просьбу мою и проклятие моё и обрушьте силу свою на мерзких эльфийских шлюх. Пускай заболеют они и ослабнут, пускай выпадуь их зубы, пуская потрескается кожа. пускай гной течёт из всех отверстий тела, а глаза помутнеют. Пускай умрут они насильственной смерть. Пускай умрут в муках. Пускай изнасилуют их враги, пускай предадут их друзья, пускай родственники забудут о них. О том вас прошу и в залог просьбы приношу вам дар.
Хобит вынул из-за пояса костяной нож с обсидиановыми вкладками. Взял двумя руками. Направил лезвием к себе. Тяжело задышал, а потом крикнул что есть мочи и рывком разрезал себе шею. Мгновение он так и стоял на коленях, а потом завалился на бок. Кровь струёй ударила на мокрую дорогу, наполнила след няшаки в грязи, потекла по оставленной тяжелым колесом рытвине.