Просмотр сообщения в игре «Хвоя и кровь»

Седьмое число второго месяца четвёртого года огненного кецалькоатля.

Туммм...
Туммм...
Туммм...
Неторопливый, даже ленивый, барабанный бой катится по слабым волнам, по узкими пляжам и вязнет в густых прибрежных Виретских лесах.
Туммм... Швввв....
Туммм... Швввв....
Вторят барабанам вёсла, то со стуком входящие в воду, то, взлетая, рассыпающие вееры капель.
Туммм... Швввв... Ффуух...
Туммм... Швввв... Ффуух...
Тяжело, устало дышат гребцы. Гребут они с рассвета, а скоро уже вечер. Лишь два раза делали передышки, когда этого позволял ветер.
Туммм...
Туммм...
Идут на северовосток вдоль берега Виреты несколько шоивато. На вёслах передних двух вперемешку гребцы и Солнечные Ящеры*, отличающиеся от первых белыми, незагорелыми телами. А на татумувато** — Туко Темили.
Туммм... Швввв... Ффуух...
Туммм... Швввв... Ффуух...
Тяжело и медленно машут вёслами гребцы. Тяжело и медленно бухает большой барабан. Тяжело и медленно ползут мысли Сао. Тяжело, медленно, но верно.

Вчера, за завтраком, новость о войне разорвала его на части. Сердце неверно бухнуло, когда перед гонцом распахнулась дверь. Вздрогнул, подавился. Кашляя выслушал новость. Кулаки сжались от досады. Неуспел! Опередили! Чёрная душа — возрадовалась. Наконец! Не надо таиться! Не надо хитрыми манёврами исподволь стягивать войска к границе, не надо улыбаться врагам, можно выйти поле и грянуть. И вдоволь напоить землю кровью! А вот разум понимал, что в холодный сезон дальше этих ровамаку, дальше восточного берега Торокатео враг продвинуться никак не сможет. Что у него пока есть свобода манёвра.
— Так, — собрал Туко свою разностороннюю личность в кулак, — садись. Отдышись. Угощайся. Чашу*** гостю!
Закончив завтрак они вместе с Гото медленно и детально распросили гонца. Только с одним закончили — прибежал второй. Туко оставил его (и всех прочих) молодым Лебетарето и Келевао, на составление общей картины вторжения. Кто, откуда, сколько? Что по населению? Сколько смогло спрятаться в ровамаку?
Отец Лебетарето, Лебето, командующий гвардией, первым узнал о том, что Туко не собирается сидеть за двадцать лесов и сорок болот от поля боя. И что гвардия тоже не будет отдыхать в Комегонето.
— Эньётаво со мной, ты с остальными тремя пешком, вместе с той, другой**** элотаво. Ты за старшего. Встречаемся в Вирегонето.
Потом, посоветовавшись с Гото, отправил гонцов:


А все ответы приказал слать в Вирегонето.
И позвали Лебетарето с Келевао и сводным отчётом от всех гонцов.

Время после обеда ушло на окончательное обсуждение найма Правых Кийовцев. Решили сразу, не дожидаясь окончательных сделок, отправить в Мошгонето около шестидесяти тысяч шеумо. Дело это не быстрое, так что лучше распорядиться заблаговременно. Отобрали лучших дипломатов, выделили им свиты. Уваронаинео, глава совета Старейшин, наказал им:
— Не покупайте. Не покупайте, а зовите. Мы, мол, решили Экадарцев сбросить в море. И наши сердца плачут оттого, что вы упускаете такие возможности, — Уваронаинео действительно пустил слезу, потом встретился взглядом с Туко и осёкся, — Впрочем, это так, для затравки. Торгуйтесь, конечно. Но не отпугните половину бойцов низкой платой.
— А если их уже наняли Экадарцы — перекупайте. Обещайте вдвое, а то и втрое. Горцы нужны мне на Торокатео, на нашей с Кийовой границей, а не у Комегонето, — добавил тогда к его словам Туко, — да, Вимелио, ты сразу идёшь в те земли, что у самой реки. И не только нанимаешь бойцов, но и убеждаешь кийовцев позволить переправить наши войска выше по Торокатео, а потом пройти по их земле.
Отправили одно посольство рекой вверх, в предгорья, а второе пешком, ровненько на север.

Отправили также людей на юг жечь всю ночь костры на берегу океана. А буде крестьяне сухие дрова зажмут — из самих крестьян костры жечь.

Потом спешно собирались. Оставил Туко вместо себя Уваронаинео с Равото. И, при полном параде пройдя сквозь город к порту, дождался двух шоивато из Темилигонето. Те пришли ещё засветло — река от дождей полна воды, течение сильное, да ёщё и северный ветер порой задувает. Но отправлялся караван из четырёх судов уже в полной темноте. На берег не налетели, в открытое море не унесло. Цепочка костров не подвела. К утру течение вынесло его из устья и гребцы взялись за вёсла. А хмурый, невыспавшийся Туко сел за татумувато. Сначала да, сначала играл. Отбивал сложнейшие ритмы, складывал из них узоры и картины. Но потом, утомлённый непрекращающейся моросью, ветром, то заставляющим шуриться, то поднимающим плащ и уносящим тепло, непроглядной серой хмарью на горизонте... Сао просто глухо и тупо бухал по самому большому, отсыревшему, несмотря на навес, барабану.

Туммм... Швввв... Ффуух...
Туммм... Швввв... Ффуух...
— Текарото! — зовёт Туко своего придворного мага. Протянул палочку. Держи, значит, ритм.
Встаёт, отходит к Ните, хлопочущей у небольшого закрытого очага. Получает у неё свою чашку горячего питья. Садится на какой-то тюк, прихлёбывает, обжигается, осторожно дует.
Та-та-та-таТум-п-п-п-Тум-п-п-п-п-п
Пытается выдать дробь на сырых барабанах Текарото. Ничего, конечно, не выходит. Маг огорчается. Но его не прозвали бы "Мотыльком", если бы он просто сидел и печалился.
— Уэне камило тараке рани... — начинает он.
Песня старая. Всем известная. Про девушку отправившую жениха за красной****** жемчужиной к океанскому Сао. Песня, конечно, женская, но у Текарото голос сильный, красивый, по разному петь умеет. "От торо до тукара", говорят про таких певцов. И женские песни легко поёт. Легко и очень душевно.
Конечно, жених на дне моря, как и всегда в этой песне, оказывается в вечном рабстве. Туко, как всегда на этом месте песни, ухмыляется.
— А тебе вот ни на столечко их не жалко? — опустившаяся рядом с ним Нита сводит пальцы — ни на полстолечко?
Через двадцать лет девушка понимает, что ей нужна не красная жемчужина, а жених.
— Дурак он. Нет бы раба послать — сам полез зачем-то. Чего его жалеть? — приобнимает Сао подругу, — А эту дуру тем более нечего.
Текарото ещё повышает голос. Уже даже не поёт, а кричит, плачет. Плачет про то, как девушка топится в бурных солёных водах, чтобы оказаться рядом со своим женихом. Песня заканчивается. Мастерство певца будто вытащило из людей души и плеснуло на них кипящим маслом. Молчание.
Туммм... Швввв... Ффуух...
Туммм... Швввв... Ффуух...
— Иди к морскому демону, проклятый колдун! — не выдерживает молодой, ясноглазый гребец из середины судна, — давай нашу, портовую, про рыжих, ребята!
Отовсюду слышны одобрительные возгласы. Туко знает эту песню и, поставив наполовину полную чашу на палубу, зажимает Ните уши.
— Как на дальних островах! — заводит гребец.
И отвечает не только их шоивато, но и три остальные:
— Ходят бабы в сапогах!
Глухой стук барабана тонет в этом хаосе.
— Если нет у бабы ног!
Песня гораздо быстрее, живее.
— Ходит баба без сапог!
Вслед за песней быстрее и живее работают гребцы. Быстрее и веселее летят шоиватони.
— Как на дальних островах!
Вот так точно до полной темноты успеют к Кедаро.
— Пусто в бабьих головах!
А после этой строчки Нита, конечно, тоже знающая эту песню, накрывает ладони Туко своими и зажимает уши ещё крепче.

* жарг. гвардейцы. За чешуйчатые кирасы.
**судовой барабан
***с горьковатым отваром из шишечек уболо. Все уверены, что целебным. Пьют горячим.
****да, по ТомСойеровски, но как ещё назвать обычную пехотную часть, расположенную в столице?
*****коборе хорошо плавают. Хоть и медленно для своих размеров.
******не бывает.