В руку, чуть повыше локтя, вцепился догнавший ее мертвец и тело сразу оцепенело, словно от удара током.
Трудно, словно протискиваясь сквозь желе, Пэйн развернулась, чтобы вовремя, не успев еще упасть от пронзительного ужаса, сковавшего конечности, упереться взглядом в близорукие глаза за стеклам очков - глаза тревожные, но живые.
Боже, да она как младенец! В своей беспомощности не спасется, даже не вскрикнет напоследок, как следует, знаменуя собственный конец.
Глаза ее, широко распахнутые, как у бездушной куклы, и рот, раскрытый словно для крика, а на деле, чтоб впустить в истощенное борьбой с ужасом тело побольше кислорода - все это предвещало полное отстутствие мыслей в голове.
И Пэйн, все еще уводимая куда-то в глубь клоаки, в изумлении ощущала, что их действительно нет.
Хотя...есть одна... Есть мысль о том, что есть мысль - скудность содержимого ее мозга начинала нервировать не хуже, происходящего вокруг.
Так, наверное, сходят с ума... А если все это она говорила вслух, тогда можно уже не бояться того, что снаружи - внутри у нее становилось гораздо хуже.
Осев на сидение в вагоне, как бескостное тряпичное существо, Пэйн увидела в стекле напротив свое улыбающееся, восторженное лицо и тут же отвернулась, словно то был призрак, случайно возникший в ее больном воображении.