Выбив дверь, Джон зашел внутрь. И немедленно об этом пожалел. Конечно, за два года работы во Втором он видел всякое. Преступники, вообщем-то, очень негуманные люди. Они стреляют друг в друга, режут друг друга, отрубают головы, выпускают кишки, кастрируют, вырезают надписи на теле и так далее.
Но "экспозиция" перед ним представляла собой нечто настолько безумное, противоестественное, бессмысленное и омерзительное, что он не выдержал. Он тяжело дышал ртом, чувствовал, как дергается левый глаз. Пульсируют сосуды в голове. И еще его тошнило. Невыразимо тошнило. Он вспомнил сэндвич с ветчиной, сыром и листком салата и кружку кофе, которыми он в последний раз перекусил перед выездом. Они кричали внутри желудка "ЧТО ЗА ДЕРЬМО, МУЖИК, ЧТО ЗА СРАНОЕ, МАТЬ ТВОЮ, ДЕРЬМО!" и отчаянно хотели вырваться наружу.
Он озирался по сторонам, надеясь увидеть этого чудовище, этого богомерзкого монстра и всадить в него обойму ППС, пока его не окончательно вывернуло наизнанку. Попытался сказать что-то Локку и Штейнкеру, но издал только какой-то странный клекот, от чего желание сблюнуть усилилось многократно. При мысли о том, что его блевотина сверху выльется вот на это с одной стороны еще спровоцировала приступ тошноты, с другой придала силы воли. Джон ломанулся обратно в коридор, надеясь добежать до ванной.