Красное солнце закатывалось за позолоченный горизонт, после заката стало заметно, что земля вокруг серая и скучная, и лишь красные облака радовали глаз. Поэт безусловно усмотрел бы в этом глубинный символический смысл, вот и жизнь наша проходит так, освещенная солнцем здоровья, и после его заката кажется серой и скучной, хотя воспоминания о былом, время от времени еще горячат кровь. В общем было бы о чем подумать поэту, глядя на эту красоту. К своему счастью, поэтом МакНамара не был, отчего попросту тихо лежал на земле и бездумно, все телом, радовался передышке.
- " Полежу пять минут", - сказал себе Шон. - "Всего пять минут, и начну заниматься делами".
И честно попытался выполнить сказанное. Попытался. Одеревеневшее от дальней скачки и напряжения тело упрямо отказывалось слушаться, ирландец пробовал и так, и эдак, но земля манила покоем и оторваться от нее, было задачей сложной, чтобы не сказать титанической. К седьмой минуте МакНамара уже проклинал про себя солдат, шальные пули, изобретателей ружей, пороха, и больше всего собственную глупость. К десятой, Шон полный гнева и злости, перевалился на бок и опираясь на здоровую руку, сделал попытку подняться. Две первых попытки выбили из него остатки сил, и почти весь боевой задор, но с третьего раза, на зубовном скрежете и ирландской гордости, МакНамара все же сумел утвердиться в вертикальном положении.
Доковыляв на негнущихся от усталости ногах до жеребца, ирландец знатно приложился к фляжке с водой, и чуть погодя, принялся расседлывать "Трудягу". Для однорукого, процесс этот был непростым, и все же с Божьей помощью, МакНамара с ним справился. По хорошему надо было притащить для коняги сена, с соседнего поля, но Шон здраво оценил свои силы, и ограничился лишь тем, что обеспечил жеребца водой и овсом из запасов его бывшего хозяина. Разделавшись с лошадиными делами, ирландец воспользовался любезным предложением Палмера, и пробормотав благодарственные слова, умял банку мясных консерв, закусывая сухарем и запивая водой из фляжки. После чего, окончательно обессиливший МакНамара выволок из седельных сумок старое одеяло и плащ, скинул их на землю, обустроив таким нехитрым образом себе лежку, и повалился на нее, как подрубленный, провалившись в сон, еще до того, как все его тело вошло в соприкосновение с будущим спальным местом.