Едва только Закари очутился в седле, ирландец посчитал свои обязательства перед бандитом выполненными. Пришпорив кобылу, О`Нолан рванул с места в карьер, уносясь вслед ребятам Фостера. Текумсе летела словно выпущенная из индейского лука стрела, соревнуясь частотой ударов копыт о сухую землю с биением сердца всадника. Оглядываться не хотелось, хотя Патрик знал, что преследователи отстали и позади скачет лишь троица подельников. Только оставив пригороды Де-Мойна далеко за плечами, Патрик решился немного сбросить темп. Давненько он так ни от кого не драпал.
Шел 1850 год, самое его начало. По случаю празднования обширной ирландской диаспорой очередного дня Святого Патрика, владельцы магазинов, заранее оплакивая витрины, предпочли закрыться пораньше (то бишь вообще не начинали работать в этот день), усиленные наряды полиции перешли к патрулированию исключительно центральных улиц Бостона, а немногочисленные команды пожарных затихли на своих станциях в ожидании наихудшего. Зато окраины радовались, в особенности владельцы пабов, проститутки, пьянчуги и проходимцы всех мастей, ну и конечно же сами ирландцы, к слову сказать, составляющие немалый процент в предыдущих трех категориях граждан.
Патрик встретил этот день так же, как и предыдущий - за карточным столом в одном сомнительном, но оттого не менее известном заведении. Видимо сам святой благоволил своему теске, и карта юному О`Нолану шла, как матросы после кругосветного плавания в портовый бордель. Так что Патрик смог не только отыграть обратно проигранную ранее плату за следующий семестр обучения в мед.колледже, но и обзавестись довольно кругленькой суммой, достаточной, чтоб ни в чем себе не отказывать отмечая день покровителя всей Ирландии.
Традиционный ежегодный парад О`Нолан проспал. Наверное компенсируя этот факт, за оставшееся до вечера время ирландец успел как следует набраться, путешествуя из одного паба в другой. Последнее, что еще помнил Патрик, это то, как он всех угощал в баре "Вепрь и лось", провозглашая со стойки передовые идеи аболиционизма и призывая всех присутствующих незамедлительно отправляться на юг спасать порабощенных нигеров, которые, по словам самого оратора, настолько тупы, что сами освободиться не могут.
Очнулся О`Нолан от приступа тошноты. Выплеснув содержимое желудка под лавку на которой сидел, ирландец обнаружил, что эта самая лавка находится в вагоне едущего поезда. Вагон раскачивало на ходу, по видимому из-за этого Патрика и стошнило. Рядом на лавке покоилась прибитая к доске кабанья голова, давшая первую половину названия пабу, в котором последний раз помнил себя О`Нолан. Подозрительно саднила челюсть. Немного успокаивало то, что рогов нигде поблизости видно не было.
Потом пришли проводники, целая бригада - человек шесть. Один из них, похожий на макаронника, с подбитым глазом, ткнул пальцем в О`Нолана и закричал:
- Вот эта сволочь.
С поезда Патрика выкинули. Вместе с чучелом. На дворе ночь, середина марта, мягко говоря зябко, в общем не самое прекрасное время для загородных прогулок. Особенно, если у тебя с перепоя гудит жбан, и без всякого мороза озноб трясет, что икры у танцора кейли. После недолгих блужданий Патрику повезло наткнуться на какую-то ферму. На стук дверь открыла молодая темнокожая служанка. Белого господина отогрели и накормили. В домике для прислуги, коим оказалось строение, нашлись даже остатки хозяйской выпивки недурного качества. Поправив здоровье, ирландец неожиданно вспомнил о своей священной освободительной миссии, тем более, что Нани (так звали служанку) была довольно недурна собой и понимала английский.
После недолгих увещеваний и обещаний сказочной свободной жизни в Бостоне, Нани наконец сдалась. Но в домике было тепло и еще оставалось треть бутылки бренди, так что побег решено было отложить до утра. В эту ночь студент медицинского колледжа узнал, что особых отличий в анатомии черных и белых женщин нет.
Счастье закончилось с рассветом. Кто-то стуканул хозяину поместья, что у него объявились незваные гости (наверное кто-то из прислуги, неблагодарные негры!). Тот оказался на редкость ревнивым к своей собственности сукиным сыном. На ирландца устроили облаву по всем правилам охоты: с лошадьми, собаками и ружьями. В то пасмурное весеннее утро по полям и лесам Коннектикута, сверкая бельем и изрыгая проклятия, несся странный олень. Патрика спасло лишь чудо да сохранившийся в чащах глубокий снег.
Вернувшись в Бостон, О`Нолан завязал с аболиционизмом и восстановился в духовной семинарии.