Милош посиживал на веранде, прислонившись спиной к деревянной подпорке крыши. Делать ничего не хотелось. Вот он предложил динамитом всех поубивать, а босс только рукой махнул. Мог ведь объяснить Милош, как-то возразить, но не стал, предпочёл промолчать — знал, что ничего хорошего из объяснений его всё равно не выйдет, не сможет он сказать понятно и гладко, чтобы всем ясно было. Десять лет здесь, а говорить, объяснять как следует ничего так и не научился. До сих пор с предлогами и артиклями Милош путался. Вот переехал бы сюда ребёнком — не хуже того же Картечины бы шпарил, да только кто бы его сюда ребёнком отправил.
А поэтому сидеть лучше, помалкивать и не высовываться лишний раз. Чужие люди, все до единого чужие вокруг. Десять лет чужие были, но раньше рядом был Ковальский, и можно было вот так вот сидеть и с ним о чём-нибудь говорить. А сейчас совсем один, а вокруг одни американцы. Тоже люди — кто-то хороший, кто-то похуже. Картечина вот этот, Алабама, тоже люди. И всё-таки не свои, чужие все до мозга костей, и не удаётся стать им своим и не удастся никогда.
И потому и продолжал сидеть Милош на веранде, надвинув шляпу на глаза и надеясь задремать. Всё-таки надо было выпить в том кабаке, чёрт бы побрал всех этих братьев Кроули. Потом побили бы, правда, пьяного-то. Ну да впервой, что ли. Главное — напиться бы, и хоть на полдня всего этого не было бы вокруг, хотя бы на какое-то короткое время жизнь снова стала сносной. Да и заснуть бы получилось быстрее.