Ощущения пробуждения были, наверное, самыми незабываемыми во всей бурной жизни барда. Пробуждения разные бывают, но это было, наверное, самым ужасным из всех возможных. Нет, всякое конечно бывало в жизни Зинка, но столь страшного похмелья он не испытывал никогда. По голове дружно стучал десяток дюжих молотобойцев. Прямо в руках обнаружилась, почему-то деревянная ножка, как оказалось – стола. Лежал бард, свернувшись калачиком вокруг этой самой ножки, на ковре, который некогда, наверное, был весьма пушистым, а теперь был грязным, пыльным и покрытым невнятного цвета и происхождения пятнами. Зинк также был почему-то совершенно гол. Опираясь о стол, он раза с десятого встал, оглядываясь.
И самое дикое что Зинк не помнил что предшествовало пробуждению. Вообще. Он с трудом, но вспомнил, как въезжал в Кадборг, город неподалеку от границы Империи и Кетреда. Как зашел в первую же таверну. Как выпил с добрым незнакомцем парочку стаканчиков вина, совершенно бесплатно. А потом уже он ничего не мог вспомнить. Были только какие-то тени картин произошедшего – пожар какой-то, наряженная в богатые платья женщина, а через мгновение – уже эта женщина без платья, какой-то тонущий корабль, бег по улицам и крики пьяной толпы… И выпивка, много выпивки, чертовски много выпивки… А вот что конкретно происходило – нет, Зинк не помнил.
А находился он помещении, которое с первого впечатления казалось ужасно тесным. Таковым оно впрочем, и было. В центре композиции «после бурной ночи» находился стол и голый бард. Справа от него было полузакрытое ставнями окно, между створками которого шел солнечный свет, падавший на стол, заставленный едой и бутылками. Слева была дверь. А прямо впереди – кровать, на которой, укрывшись одеялом, лежало женское тело неизвестного барду происхождения. Но довольно милая девушка, не без этого. Сзади – комод и шкаф. Но между этими центрами мира комнаты находились, похоже, все вещи барда, вещи отнюдь не принадлежавшие ему, по крайней мере, десяток бутылок и неисчислимое количество невнятного мусора и объедков еды. И от всего этого создавалась иллюзия того, что комнатка до ужаса тесна, ибо сделать хоть шаг не наступив хоть на что-то – было невозможно.