Просмотр сообщения в игре «The Death of Love»

- Приехали, господин Ксавьер, - над ухом учёного раздался голос майора.
Пока Люций открывал глаза и возвращался из своих мыслей к окружающей реальности, новые действа разворачивались во всю.
- Господин майор, есть связь! – радостно проорал связист. – Это хорошая новость. Но есть и плохая. Маршал по-прежнему не отвечает.
- И толку тогда от связи? – передразнил его Фарштайн. – Корвин, да гони уже быстрее! Тащимся, точно черепахи.
- Майор Фарштайн, разрешите доложить: противник в пределах видимости. Оборотни окружили часовню Серокрылого Воителя. Не могу их сосчитать!
- И не надо. Передайте первому, второму и третьему экипажу, чтоб расчистили дорогу.
- Так точно, господин майор!
Мартин Фарштайн осклабился и посмотрел на гьеденца:
- Вам, господин учёный, какого вервольфа живым оставить? Побольше? Поменьше?

Саунд: ссылка


Слова "отчаяние" и "безысходность" слишком блеклые для того, чтобы описать атмосферу, повисшую в часовне. Морготцы уже не надеялись дожить до подкрепления, но со свойственным им упорством и свирепостью продолжали бой. Всё реже и реже раздавались автоматные очереди, поскольку боеприпас "Волкодавов" благополучно подходил к концу. Так, громадный Поль уже минут пять мог рассчитывать исключительно на свой жуткий молот. Распевая молитвы, он раз за разом обрушивал это страшное орудие на очередного подвернувшегося вервольфа, и печать на его лбу пылала призрачным неземным переливом.
Снайпер, оставив свою винтовку на крыше, спустился вниз и присоединился к своим сослуживцам. Вряд ли явление одного солдата могло переломить ход всей битвы, но Ренвил смотрел на происходящее философски. Разве "Морготские Волкодавы" не оказываются регулярно в безнадёжных ситуациях? Оказываются. Потому ничего нового он не увидит. Для спецназовца из Щита Империи любой день хорош для того, чтобы умереть.
Чокнутые абиссарийские шавки переключили своё внимание на Найджела, Фенрир, Аларика и Николаса сразу после того, как маршал и полковник были утянуты вниз. Видимо, какой-то полунамёк на наличие плана действий и логику в их поступках был. Волколаки вознамерились во что бы то ни стало не пустить подмогу к офицерам, и это было столь же ясно, как белый день. Однако им навстречу пёрли с такой гневной решимостью, что твари в первом ряду даже несколько опешили.
- Чего уставился, псина плешивая?! – гаркнула злобно рядовой Фенрир, едва ли не в самую волколачью морду ткнув огнемётом. Вероятно, в этот миг в звериных мозгах существа промелькнула мысль о том, что построение было выбрано неудачно, да только было уже поздно: девушка уже нажала на гашетку, и струя пламени ударила в первого оборотня. Тот завертелся, громко воя – и натыкаясь на сородичей. Шерсть занимается скоро и горит хорошо; в несколько минут число горящих оборотней достигло десятка. Разорвавшие строй, обожжённые, они метались и катались по полу, не давая остальным перегруппироваться и становясь лёгкой мишенью для остальных ватиканцев (и не только). А уж те-то отыгрывались, как могли. За все неудобства, усталость и испоганенное настроение. Ван Тейн выдавал соотечественникам не только их долю, но ещё и то, что, по его мнению, должно было причитаться несчастной статуе. Для начала чернокнижник раздарил свой боеприпас с поистине королевской щедростью, да так, что недовольных не осталось. Не осталось в живых. Затем Николас, закинув за спину автомат, пошёл на противника врукопашную. Честно говоря, было легче, чем раньше. Главным было теперь не попасть под ноги горящим вервольфам. Всё равно обороняться они стали худо.
У Франка и Аларика поводов сердиться было ничуть не меньше. Первый был вне себя от того, что их теснили на святой земле, да ещё и покушались на его командира. Второй не хотел ударить в грязь лицом перед де ла Круа и рыжей огнемётчицей, надеялся на отмену "сухого закона" и хотел вытащить товарища. Имея столь веские причины, оба матерились и делали с противником всё, на что только были способны два вооружённых до зубов, хорошо выученных, вконец осатаневших вояки. То есть, горелое вервольфье мясо летело во все стороны, а брань неслась такая, что впору было затыкать уши.
Но тут ругань, крики и рык перекрыла оружейная канонада, тот час же смешавшаяся с диким воем.

Саунд: ссылка


Медсестра добродушно улыбнулась инквизитору и, пообещав чай в течение пяти минут, удалилась, прикрыв за собой дверь. Изабель осталась одна. Она осматривала свою палату, сжав в тонких пальцах одеяло. И ничего необычного не замечала. Если тут и были записывающие устройства, то совсем крохотные. А вот камер не было точно. Такую громадину здесь просто негде спрятать. Девушка прищурилась на решётку вентиляции. Изучила содержимое прозрачного пластикового шкафчика (не было там ничего, кроме аккуратно сложенного чистого полотенца, пледа и банного халата). Даже, с некоторым трудом перегнувшись, заглянула под кровать и в тумбочку. Пусто. Вот хоть провались на месте, ничего криминального.
За матовой дверью по-прежнему маячили два массивных силуэта спецназовцев. Те исправно несли вахту, и один тихонько рассказывал другому о том, как их сослуживец вчера проигрывал в покер некой Инге Фенрир.
Затем появилась третья фигура – тонкая и хрупкая рядом с парнями. Фигура заговорила голосом черноволосой медсестрички:
- Вас на всё отделение слышно. Всех пациентов перебудите.
Изабо подумала, что солдаты, наверное, сейчас улыбаются медсестре. И услышала, как оба клятвенно заверяют девушку, что будут вести себя тише, чем мышь в норе. Потом один из них отворил дверь, и через порог действительно перешагнула та самая особа, что должна была принести баронете чай.
На белом подносе помещался стальной чайник, чайная чашка, небольшой стеклянный кувшин с водой, сахарница и чайная ложка. Поставив оный на прикроватную тумбочку, медицинский работник налила в чашку ароматный насыщенного цвета напиток и заговорила:
- Сколько ложечек сахара желаете? Предпочитаете горячий чай или тёплый?

Саунд: ссылка


Кухарки сонно кивнули Верене и продолжили свои дела. Они и правда не удивились, хоть до них пока не дошла весть о том, что случилось в гостевых покоях, однако им было известно другое: Жизель на новеньких не наседала и давала им время привыкнуть к новым условиям.
Словом, все приготовления жрицы прошли, точно по маслу.
А потом наступил магический сон, в котором девушка могла бродить там, где ей заблагорассудится и видеть то, что другим и вовсе неведомо.
У Машекуля были стены. Не те, что возводятся из камня, но иные – чистая энергия поразительной мощи, отдающая холодом божества, которому поклонялись в этом краю. Каждый свод, каждое перекрытие повторяло это льдистое свечение, сетью раскидываясь на окнах, образуя створки невидимых дверей, струясь по лестницам и коридорам. От катакомб под крепостью до башен, точно тончайшая опорная конструкция, возносились серебряные линии. Замок жил, храня в себе ауры прежних владельцев, и Кузэ, если б задалась целью, смогла бы прочесть на незримых скрижалях их истории.
Но жрица Калидуэн интересовалась отнюдь не историей. Она всматривалась, просачиваясь ниже, в яркие сияющие предметы, заложенные в фундаменте и на нижних уровнях подземелий. Черепа и прочие части скелета, очевидно, принадлежали когда-то святым и великомученикам. Гвозди, чаша, копьё и прочие вещи, видимо, являлись местными артефактами. Они сияли особенно ярко, и на них больно было смотреть.
Каким-то образом Верене ощутила, что эта сложная защитная структура связана с нынешним повелителем Моргота столь же прочно, как с предыдущими. Означало ли это, что на ней сказывается душевное состояние графа?
Она поискала ещё, бродя от этажа к этажу. Комнату маршала девушка отыскала с поразительной лёгкостью: та источала тоску настолько явственно, что не нужно было даже видеть.
Затем внимание Кузэ привлёк склеп. От останков, завёрнутых в шёлк, исходил свет, подобный свету костей из подвалов. А ещё там витали эманации искренней глубокой любви, скорби и чувства вины. И тяжёлый невыразимый гнев, и боль потери. И непроглядная чернота.
Ещё немного постояв в склепе, "кухарка" двинулась далее. Она облетела весь замок, но загадочного духа так и не нашла.

Саунд: ссылка


Маршал сцепил зубы и постарался не переносить надолго массу своего тела на повреждённую ногу. Непонятно, что болело сильнее: она, голова, спина или левая рука. Он прекрасно осознавал, что его шансы ничтожны против трёх противников, и что на спецназ, людей инквизитора и своего адъютанта, завязших в сражении, можно не рассчитывать. Жиль медленно отступил на шаг, надеясь, что в складском помещении у него будет несколько больше возможностей разделить оборотней и попытаться расправиться с ними поодиночке.
- За едой надо охотиться. Она сама в пасть не падает. Ну-ка, пошевеливайтесь, - вымученно улыбнувшись, с сарказмом проговорил де Рэ и оторопел: между ним и вервольфами возник полупрозрачный силуэт Жанны. Она с тревогой взглянула на него, а потом повернулась к терранам. Он не видел и не слышал того, что она делает, но эффект не оценить не мог. Ещё секунду назад грозные, волколаки теперь походили на побитых щенков, отползающих назад, жалобно тявкающих и прижимающих уши к голове (один из них пошёл дальше и, упав на брюхо, лапами обхватил голову).
Дальше уже ни владыке Моргота, ни его призрачной возлюбленной ничего делать не пришлось: на жавшихся друг к другу ликантропов сверху рухнул их объятый пламенем товарищ по несчастью. И без того перепуганные, они неуклюже отпрянули, сталкиваясь и создавая неразбериху. Один из вервольфов взлетел вверх по лестнице, второй дрыгался под горящим трупом. Кое-что всё же пошло не так, как хотелось д’Арк – третий, совершенно сбрендив, пронёсся сквозь Жанну и побежал прямо на графа.

Саунд: ссылка