Стоя, наконец, под венцом с возлюбленным, Жанна ловила себя на мысли,то она, наверное, сейчас выглядит наивной-наивной дурочкой - ей никак не удавалось согнать с лица эту широкую и донельзя счастливую улыбку, равно как и убрать из взора безбрежное море восторга, и придать себе надлежаще строгое и спокойное выражение, подобающее важной церемонии и ее статусу почти что уже жены графа де Рэ. Убедившись в бесплодности попыток и поняв, что это решительно невозможно, девушка, наконец, махнула рукой на все подобные попытки: плевать, что скажут окружающие, пускай они все убедятся, что Жюльетт Сориньян счастлива свадьбе с любимым и единственным - и счастлива так, как может быть счастлива только та, что без ума от обьекта своей страсти. Пускай они осознают, что наблюдают прекрасное чудо любви обоюдной, более того - Истинной Любви.
Восторженная Жанна, державшаяся за руку жениха, была на седьмом небе от счастья: душа ее белой горлицей взлетала в горние выси, сердце, будто готовое выпрыгнуть из груди, пело самую прекрасную песню: "Жиль, мой Жиль, мой милый, любимый, обожаемый, ненаглядный, самый-самый лучший, самый красивый и желанный, мой сильный Жиль, моя поддержка и защита, половинка сердца моего, мой бесконечно любимый...". Периодически пальцы немного нервной баронессы сжимали руку супруга, словно бы ища у нее поддержки, и от осознания того, что эти руки будут вскоре ласкать ее уже не как руки любовника, но мужа, затуманивался рассудок и сладко щемило сердце.
Девушка смотрела на лицо графа де Рэ, и никак не могла налюбоваться любимым. Хотя каждая черточка его прекрасного лица была ей известна, за долгие ночи была не раз исследована ласковыми пальцами и изучена горячими поцелуями, оно оставалось столь же манящим и божественно чарующим и манящим, как и в первый день их встречи. Ее милый Жиль был для нее жизнью и ее душой, он был всем, и юная Жанна-Жюльетт твердо знала, что что бы не случилось, они навек останутся вместе, ибо они - одно целое.
Залюбовавшись будущим мужем, она даже не сразу услышала слова святого отца, обращенные к ней, а как осознала их, ответила просто, сверкнув белозубой улыбкой и огоньками счастья в полных безграничной любви глазах:
- Я согласна.
И когда она вместе с любимым произносила слова свадебной клятвы, сердце ее трепетало в ожидании того судьбоносного мига, когда они соединятся в законом браке перед всем Морготом, как соединились друг для друга.
...Теперь они с Жилем муж и жена - самая счастливая супружеская пара на свете. Теперь она может обнимать и целовать любимого даже прилюдно, не сдерживая своих чувств и безбрежной любви. Теперь они, наконец, смогут проводить ночи в одной спальне не украдкой, как тайные любовники, а открыто и честно - теперь никто не посмеет их упрекнуть, ведь они - супруги. Новая графиня де Рэ, замирая в крепких обьятиях мужа и ощущая всем телом его пылкий поцелуй, чувствовала себя самой счастливой на свете - после стольких препон, после стольких преград они, наконец, воссоединились, и даже смерть не смогла помешать им.
Свадебное застолье прошло для девушки как в тумане - она отвечала на поздравления, сама поднимала бокалы за гостей, смеялась над шутками и хлопала представлениям: но при всем при этом была словно бы не здесь, не отходя ни на шаг от любимого. Ей хотелось бросить все эти осточертевшие церемонии, всех гостей и весь мир, и просто уединиться с Жилем: заново изучать его уже как мужа, и отдавать всю себя его ласкам, потонуть, раствориться, сгорать в пламени их любви.
Лишь неизмеримой выдержкой и предельным напряжением сил Жанна сумела дотерпеть до ночи, вежливо распрощаться с гостями и родичами и, наконец, добраться до супружеской спальни.
То же, что происходило на ложе за массивными дверями в опочивальне графов де Рэ, навек останется тайной для всех, ибо эта ночь принадлежала только им двоим, а то, что было меж ними, негоже выносить на обозрение достопочтенной публики.
...Утреннее купание с любимым было для Жанны в новинку, и она со всем пылом отдавалась этому наслаждению - отдыху в горячей воде рядом с ненаглядным мужчиной. Графиня резвилась, как ребенок, брызгалась в Жиля водой, весело и задорно смеялась, не в силах сдержать своего счастья. Не надо таиться, не надо уединяться - теперь их с обожаемым графом ничто и никто не разделит. "Вместе, вместе, вместе!" - радостно стучало ее сердце, и девушка была готова обнять весь мир - таким прекрасным он казался, когда рядом муж.
Вдосталь накупавшись, графиня де Ре отправилась приводить себя в порядок, сушить и расчесывать длинные черные локоны. Улыбаясь своему отражению, Жанна любовалась теми следами страсти, что оставиил на ней ненаглядный, как вдруг раскаленным прутом все тело ее прошибла ужасающая боль. Перво-наперво девушка почему-то подумала, что она беременна, но когда этот раскаленный стержень страданий стал проворачиваться внутри ее, будто испепеляя все внутренности и наматывая их на себя, она ужасающе четко осознала, что это нечто гораздо более худшее и страшное.
Пошатнувшись, Жанна ухватилась за столик, молясь о прекращении страданий и о том, чтобы только не упасть. Опустив голову так, что недочесанные спутанные пряди заслонили лицо, он с ужасом увидела, как кожа, ее кожа, которую столь недавно ласково целовал любимый, начала сползать целыми пластами, открывая розовое мясо - как у прокаженной. Вся столешница казалась залитой кровью так, что казалось, что в самой девушке не осталось ни капли. Это было не реально, это казалось кошмарным бредом - но это было ужасающей реальностью.
Расширившимися от животного ужаса глазами графиня смотрела на весь этот сюрреалистичный кошмар, пока новый спазм не заставил ее согнуться почти к самой залитой кровью поверхности стола. Из последних сил она пыталась позвать любимого, но из сведенных связок вырвался лишь слабый писк. Оперевшись, пытаясь подняться и хоть как-то совладать с болью и ужасом, она смогла лишь крикнуть хриплым голосом, похожим на карканье могильного ворона:
- Жиль!
Вместе со словами изо рта вылетели кровавые сгустки - будто все внутренности постигла судьба рук. Ноги девушки подкосились, в последней отчаянной попытке удержаться она попыталась ухватиться за столик, но только своротила его. Рухнув на пол, скорчившаяся в позе эмбриона Жанна лишь на самом краю сознания отсекла звон разлетающегося вдребезги стекла, прежде чем милосердная тьма беспамятства не поглотила ее.