Но вот Фарштайн довёл Жюльетт к алтарю, и она оказалась стоящей напротив будущего супруга. Маршал улыбался и выглядел самым счастливым мужчиной на свете. Впрочем, в этот момент действительно сложно было найти кого-то, столь же довольного жизнью, как Жиль де Рэ. Его, правда, несколько огорчало, что Ди Альри в связи с неотложными делами вынужден отбыть непосредственно перед свадьбой. Впрочем, к этому граф относился с пониманием. А сейчас… Все прошлые тяготы остались позади, а грядущие испытания ещё не наступили. Жанна, его Жанна была рядом – пусть и в ином облике. Святой отец, чьи одежды больше напоминали парадный мундир, чем сутану, кивнул и начал священный ритуал. В Морготе супружеская клятва несколько отличалась от общепринятой имперской, откровенно напоминая местами принесение присяги, но гостей провинции такая военизированность давно перестала удивлять.
Сегодня мы стали одним целым;
Я клянусь хранить верность и нежность к тебе.
Я буду твоим мечом и твоим щитом,
Я буду твоими латами и пламенем, что разгонит непроглядный мрак.
Я клянусь быть с тобой на поле брани и в минуты мира,
Во славе победы и в горечи поражения,
В болезни и здравии, в богатстве и бедности –
Вместе мы сможем преодолеть всё,
До тех пор, пока смерти не разлучит нас.
В час же, когда настанет Судный День,
И воины Щита примут последний бой,
Я клянусь сражаться с тобою бок о бок.
Проговорив это слова, молодые взялись за руки. Граф притянул к себе свою супругу и, подняв вуаль, скрывавшую её лицо, поцеловал Жюльетт.
Граф и графиня ещё какое-то время стояли у алтаря (Аларик тихо порадовался, что дети в белых праздничных нарядах усыпают их и присутствующих традиционными лепестками роз, а не, скажем, боеприпасами), после чего вместе с гостями проследовали в пиршественную залу.
Празднование свадьбы в Щите Империи так же отличалось от общепринятого. Итак, праздник длился ровно один день. Недостатка в угощениях не было, но морготцы явно не гонялись за чрезмерной роскошью яств, равно как и за количеством выпитого спиртного. На время графской свадьбы сухой закон временно прекращал действовать, но никто не усердствовал в поглощении алкоголя. Куда больше времени занимали поздравительные речи, танцы, игры и забавные представления, разыгрываемые актёрами (в иных гости могли поучаствовать). К слову, рыжеволосая огнемётчица не отступала от Аларика ни на шаг: они отплясывали, пили на брудершафт, соревновались в стрельбе из лука по подвешенным на прочных нитях вызолоченным яблокам. В итоге к полуночи приглашённые уходили весьма и весьма довольные, но на своих ногах и в добром здравии. Фенрир, впрочем, уволокла инквизитора в казармы, ни мало не смущаясь от его нового ранга.
Надо сказать, подобное отношение к празднествам весьма устраивало Аларика. Он всё ещё не получил ответа от своего наставника, но уже изучил всю имевшуюся в Машекуле информацию о явлениях мальшторма. Единственное место, в котором он, вероятно, мог добыть ответы, оставалась крепость Сангвис – но попасть туда было нелегко, даже имея при себе знак инквизиторских полномочий. Во всех подобных ситуациях самым верным средством было заручиться поддержкой морготского владыки. На следующее утро демоноборец переговорил с графом, и к обеду они уже направлялись в твердыню ордена Тернового Венца. В присутствии Жиля магистр был не в пример сговорчивее, и мужчин отвели в хранилища ордена, где те и проторчали до поздней ночи, перебирая работы учёных мужей ордена.
Полученная информация отнюдь не сужала круга поиска. До сих пор не было ясно, может ли средней руки чернокнижник создать мальшторм самостоятельно, но в одном сомнений не возникало – достаточно сильный колдун способен без труда управлять этим жутким явлением, вероятно, визуально контролируя его через оптическое устройство, которое в Абиссарии называется вижионарией. Более того, не исключается вероятность психокинетического контроля без визуализации процесса. Скорее всего, лучшее управление мальштормом достигается за счёт относительно небольшого (до сотни километров) расстояния между ним и управляющим малефиком, но установить точно максимальное эффективное расстояние не получилось. Таким образом, злодей, погубивший Изабель де ла Круа, мог, образно выражаясь, сидеть за соседним кустом, а мог и торчать в одной из абиссарийских пограничных застав. Не оставлял сомнений только профиль тёмной магии, выбранный паршивцем: ему непременно требовалось быть специалистом в демонологии и управлении инфернальными энергиями.
Маршал был уверен в том, что этот колдун всё ещё жив, поскольку текущие проверки, последовавшие после смерти леди инквизитора, не выявили ни единого чернокнижника, который обладал бы достаточной силой.
- Аларик, вы не могли бы инициировать проверку в морготском отделении Инквизиции со стороны агентов Маурицио? – вдруг спросил повелитель Щита Империи, когда все книжные тома и пухлые папки с документами были за ненадобностью унесены одним из адептов Ордена. – У меня есть кое-какие связи среди ваших коллег, но я не уверен, что этого достаточно. Я не настолько дружен с вашей организацией, как мой отец.
Николас, скрывавшийся под личиной убитого Рикардо, тоже не терял времени даром. Пока маршал и инквизитор искали, используя свои каналы, тёмный маг решал вопросы по-своему. Он начал подозревать, что оказался частью замысла куда более значительного, чем ему сообщили. Всё больше Вантейн находил подтверждений тому, что кампания, реализуемая в Морготе, началась далеко не пару месяцев и даже не несколько лет назад. Возможно, всё это стартовало ещё до Тринадцатой Морготской. Чернокнижник злился, не будучи в силах принять, что его Изабо стала расходным материалом в чьём-то плане. Она была другой веры, была его врагом, но к моменту своей безвременной гибели значила для него столько, что он выступил бы против её убийцы, кем бы тот не оказался. Была её смерть случайной или запланированной, Ник не знал. Ему удалось разведать, что в относительной близости к границам Ватиканской Империи присутствовали три колдуна, могущества которых хватит на то, чтобы управлять мальштормом на большом расстоянии, но он не испытывал никакой уверенности в их мотивах. Мужчине приходилось выжидать информации, которая прольёт свет на тревожившую его тайну.
Впрочем, он предчувствовал событие, которое вскорости изменит баланс сил до неузнаваемости.
Второе утро после свадьбы – блаженное воскресное утро – началось чуть позже, чем обычно. В воскресенье даже владыка Моргота и его жена могут понежиться в постели и никуда не спешить. Сладко было просыпаться в объятия любимого мужа после пламенной ночи, и ничего не могло быть лучше, чем после вместе отправиться в ванную, а затем – завтракать, и весь день провести вдвоём.
Так и поступили супруги. Из ванной доносился плеск воды и смех абсолютно счастливых людей. Они были беззаботны и веселы, точно дети, хотя роковой миг неотвратимо приближался.
Графиня покинула купальню раньше мужа; пока тот брился, Жюльетт устроилась перед зеркалом на низком пуфе и сушила свои тёмные косы. Внезапно ей сделалось дурно. Дыхание перехватило, и жесточайший приступ боли, сжавшей грудь и горло, заставил молодую женщину выронить фен и вцепиться побелевшими пальцами в маленький столик, стоявший перед зеркалом. С ужасом жена морготского маршала смотрела, как кожа на её руках сходила целыми кусками. Преодолев боль, она смогла позвать Жиля; вместе с хриплым криком из её горла вырвался кровяной сгусток.