Как же страшно было первые дни после воскрешения. Столь многого Жанна боялась, за столь многое переживала. Сначала ей даже слова давались с трудом, а конечностями она едва могла шевелить. Привыкшему к воздушной легкости и свободе перемещений духу тяжело дались такие перемены. И кто знает, не стала бы она инвалидом на всю оставшуюся жизнь, если бы не Жиль. Он был рядом, он ее поддерживал. Она видела любовь в его глазах, слышала ее в каждом слове, обращенном к ней. Пусть она и выглядела теперь иначе – это тоже сначала был повод для беспокойства, девушка опасалась, что граф не сможет принять ее в новом облике, но он любил ее саму, ее суть, ее душу, эта любовь была выше телесного.
Как же они радовались ее первым шагам без поддержки. Жанна то и дело шутила, что сейчас она похожа на младенца, который учится ходить, и так же шутливо намекала Жилю, чтобы тренировался на ней, пока есть такая возможность. Для чего тренировался? А пусть догадается! Она искренне, как ребенок, радовалась своим успехам, и не могла дождаться дня, когда сможет станцевать с любимым. Впрочем, и о таких необходимых занятиях, как уроки фехтования, девушка не забывала – многое подзабылось за время ее бытия призраком, и приходилось наверстывать. Стоит ли говорить, что и танцы, и фехтование, и в целом столь быстрая реабилитация во многом были заслугами Жиля? Хотя и самой Жанне силы воли было не занимать.
Запланированное возвращение в Машекуль стало ее новой тревогой и поводом для постоянного беспокойства. Оставаясь в одиночестве, девушка порой изматывала себя мыслями о том, как отнесутся к ее появлению в крепости, не узнают ли в ней Жанну д'Арк... особенно тревожило присутствие леди инквизитора. Она до сих пор торчала в Машекуле, что-то вынюхивала, и это крайне не нравилось Жанне. Бывший дух недоумевала, почему до сих пор никто не позаботился об ее устранении – возможно, даже физическом, хотя Жанну больше привлекала идея заразить эту суку ликантропией и отправить на костер, как она ее когда-то. Это была бы справедливая и сладкая месть. Теперь же, вернувшись домой, ей придется иметь с ней дело, и это даже немного пугало. Что, если правда раскроется? Человек, к сожалению, лишен способностей призраков, и постращать инквизитора видениями, как раньше, д'Арк не могла. Или же у нее остались какие-то остаточные возможности? Девушка втайне от всех, даже от Жиля, пыталась экспериментировать с телекинезом, пирокинезом и созданием иллюзий, проверяла, сохранился ли ее дар к целительству...
В общем, жизнь началась заново, и была она такой интересной штукой, что даже о потере сверхспособностей жалеть не стоило. Ведь главное, ради чего всё это затевалось, у нее есть. Ее Жиль...
Чего еще можно желать? Разве что мести!
- Один. Два. Три. И я - в дамках, - улыбнулась невеста графа, отправляя три незадачливые шашки Жиля за пределы игровой доски и переворачивая свою, победно занявшую место на последней линии. – Граф, вы отличный стратег, но, по-моему, вы немного отвлеклись, - игриво заметила она, поведя плечиком и возвращая на место «случайно» сползший рукав рубахи.
Впрочем, шутки шутками, а тема разговора была весьма серьезной. Они обсуждали их совместное возвращение в Машекуль, и прежде всего Жанну, конечно, интересовало, в каком статусе она там появится, как часто ей придется видеться с Изабо и, главное, долго ли еще пробудет инквизитор в замке. Пора бы уже от нее избавиться, чтобы вздохнуть спокойнее. Хотя, врага всегда лучше держать на виду... А еще Жанна немножечко, но ревновала Жиля к ней, сама понимая, что ревность эта ничуть не обоснована. Но что поделаешь: стоило признать, что Изабо красотка, и как любая женщина, д'Арк волновалась, что инквизитор прибегнет к женским чарам в нужный момент, дабы нанести свой подлый удар. Она считала, что граф пригрел у себя змею, а змеи никогда не меняются – стоит отвернуться, как клыки вонзятся в твою плоть и впрыснут яд тебе в кровь.