Как долго Бомани бился с этими чудищами? Эну показалось, что долго. Очень долго, нестерпимо. Всё это время она, трясущимся комком прижимаясь к подруге, старалась понять — неужели это происходит на самом деле? Можно растревожить вечно сонных и загадочных духов, можно сделать что-то, что им не понравится — и тогда жди неприятностей. Можно даже постараться и разозлить их по-настоящему. И тогда — жди вещей самых кошмарных, таких, что не каждый шаман решится рассказать. Это известно каждому буну. Но далеко не каждый способен на самом деле представить, что подобное случится именно с ним, что гнев духов доведётся увидеть воочию.
Эну, хоть и не хотела, поняла — случилось то самое, самое страшное. И теперь, боясь даже пискнуть, не в силах от ужаса двинуться с места, то закрывала ладошкой глаза и глядела на сражение промеж дрожащих пальцев, то прикрывала рот — лишь бы не быть услышанной мёртвыми воинами.
Только, когда тень, гигантская, чернее ночи, загородила вход в хижину, зашарила лапищами в проёме, ища их (а кого же ещё?), Эну поняла: это конец. Теперь уже не проснуться. Не выйти наружу. Не убежать и не вернуться домой. Они все умрут здесь. И хорошо, если умрут. А не станут бродить, как эти, не-совсем-мёртвые.
Отпустив ладонь Нго, отстранившись, Эну уткнулась в собственные коленки и крепко обхватила их руками. Она не хотела больше никуда смотреть. Какая разница, что происходит вокруг? Пусть оно поскорее закончится — и всё.