— Ага, — вздохнула Дана. — Потерялась. Маму я очень давно не видела... Она не фея, она человек. Но очень хорошая.
К горлу вдруг подкатил плотный комок.
Давно потерялась. В больничных коридорах, в десятках прохладных кабинетов, в пухлой папке с бесконечными вклейками желтоватых ломких листочков («Результат анализа», «Направление на обследование», «Рецепт»...) — заблудилась, да так и не вернулась. Всё, что было потом — так, жалкие попытки нащупать в себе какой-то новый пульс. Неискренние и неудачные.
Мама («она тоже фея?») тоже это знает. Переживает до сих пор. И переселила дочь к сестре не в последнюю очередь из-за этого. Сложно ее в этом винить, конечно. Кто заслужил видеть, как ребенок мается, живя наполовину? С глаз долой, из сердца... ну, не вон, конечно. Но всё полегче.
Какой, блин, легкий и популярный путь — столкнуться с болью и оцепенеть. Наверное, это из биологии что-то. Жуки, притворяющиеся мертвыми, чтобы не склевали.
Только клевать ведь не перестает.
И Славика-Стылого клюет что-то, и это видно, пусть он и привык прятать изо всех сил. И у Питера неспроста будто пелена равнодушия на глазах. Все какие-то... ломаные. Но – изо всех сил делают вид, что все нормально.
Почему, глядя на следы маленьких пяточек, растворяемые волной, она думает о таких тяжелых вещах?..
Здесь тепло и солнечно. И никто никого не обижает. Море шумит. И можно играть...
Почему тогда сердце говорит, что правильнее будет вернуться?
— Что рисовать? — удивленно взглянула Дана на малышку. «О чем она?»
Протянула руку и взяла стеклышко.
Сердце вдруг застучало так, что перекрыло шум волн.