Передышка так передышка. Не то время, не то место, чтобы из-под одной смертельной угрозы в другую через третью прыгать сломя голову. Можно задержаться и подумать. Сайфер повернулся и посмотрел на лужу, чуть было не стоившую ему, скорее всего, жизни. После чего достал фотоаппарат и сфотографировал смертельную грязь и "тропу жизни", хлипкий мостик, даже не претендовавший на обманчивую надежность. Журналиста охватило ощущение очень близкое к тому, что он испытывал в горах, когда нужно было перебраться через горный поток. Небольшие, узкие – едва хватит места, чтобы поставить обе ноги, камни, чуть поднимающиеся над бурлящей водой. Скользкие – для понимания хватало одного взгляда, как и для осознания того, что упав с них в поток, шансов выбраться будет немного.
Тогда у Сайфера все обошлось без происшествий – не было ни стесненной боли в груди, ни нужды в предательски подведшей Кевина "третьей" ноге. И полагался он исключительно на себя – обстоятельства не давали повода надеяться на людей, которые были рядом. Не как в армии. Вообще, после армии моменты, когда можно было по-настоящему довериться кому-то были редки. Иногда Кевин думал, что это из-за ставок. На войне от того, кто стоит рядом, зависит твоя жизнь. А его жизнь зависит от тебя. В обычной жизни ставки меньше. Деньги, власть, слава, женщины. И потому цена как предательства, так и простого "нейтралитета" в конфликтных ситуациях, меньше. Как и награда за помощь.
Может быть, именно потому он стал журналистом, вел репортажи из горячих точек, ездил по миру, добывал информацию, рискуя жизнью. Не ради адреналина, как думали, вне всякого сомнения многие, а для того, чтобы снова ощутить это – доверие. Доверия к тому кто рядом, и доверие того, кто рядом. Пусть даже абсолютно чужого человека… Мысли путались, и скакали от образов к концепциям, перепрыгивая логические связки и меняя темы. Сайфер прикрыл глаза и несколько раз медленно вдохнул и выдохнул, и сконцентрировал разум на гимне US Army, мысленно прокручивая его слова в голове и беззвучно шевеля губами, проговаривая…
Добравшись почти до конца, строк…
…Faith in God, then we’re right,
And we’ll fight with all our might,
…стали уже шепотом, а…
- As the Army keeps rolling along. – Прозвучало тихо, но вполне отчетливо. Ход мыслей восстановился, как и приоритетный порядок стоящих перед журналистом задач.
Еще раз подняв фотоаппарат, он дождался, пока на поверхности лужи не появится очередной "раздраженный" пузырь, и сфотографировал его в момент разрыва. В голове уже начал вырисовываться план куска статьи, который будет посвящен этому моменту. И те ощущения, которые журналист испытывал, глядя прямо в эту жижу, падая в нее – и то, как его спасли, и воспоминание о горных потоках и торчащих из них скользких камнях. Мостик через смерть, собранный брошенными на произвол судьбы людьми из мусора мертвого и, одновременно, слишком живого города. Взаимопомощь, взаимоподдержка, появляющаяся там, где лежит грань между жизнью и смертью. Радость от пересечения нескольких метров, сравнимая с восхождением на гору без страховочных тросов.
- I’d make some fucking good ad for this Zone that way…
Процедил журналист через зубы и повернулся к Хорхою. Возможно, тот и был опытным сталкером, но в этой ситуации сделал на редкость немного. Интересно, может, это у них в традиции – не вытаскивать из ловушек Зоны. Может быть, они верят, что каждый, на которого она заявила свои права, уже безвозвратно потерян? Мрачная философия, депрессивная…
- Mne noozhna palka... trost... look... smotri. Byezopastneey variant sam veebeeree
Говоря, он показал на присмотренные им предметы. Протянул пару секунд. In contemplative state. Предметом которого являлось представление себя с арматуриной в руке или ломиком. Силачом… Bogatyr, говоря по-русски, он себя не чувствовал.
- Luchshe wood… derevo. Maybe…
Хотя как раз-то дерево и подвело. Но что-то говорило журналисту, опыт его ограниченный общения с Зоной наверное, что в следующий раз все может оказаться совсем наоборот. И что брать предметы местные вряд ли стоит. Кроме пресловутых артефактов, да и их вряд ли. Просто потому, что они были чужими. Во всех смыслах.